— Возможно, твоё предложение в некоторой степени действительно более разумное. Но не стоит отрицать, что без врачебной помощи ему может стать хуже, поэтому, пока его состояние не слишком критично, нужно действовать, — возразила мать.
— Но ведь его могут и не принять в городских больницах, а значит, несколько часов, которые вы проведёте в пути, будут потрачены попусту. Следует хотя бы немного понаблюдать за его самочувствием. К тому же он ужа точно не выздоровеет, могут быть только кратковременные улучшения, после которых болезнь лишь притихнет.
— Ох, Хизер, прошу, не спорь. Нам и так сейчас слишком тяжко, так что припираться с тобой мы, как видишь, не в состоянии, — вздохнула мама.
— Что ж, пусть пока что будет по-твоему. Мы не станем торопиться с поездкой в город, а останемся дома и некоторое время понаблюдаем за состоянием Эрика, — решил отец. Тон, которым он произнёс эти слова, не допускал возражений, а потому всем Нортенам только и осталось, что послушано согласиться, доверившись исключительно судьбе.
Мальчика уложили на кровать в позу, не позволявшую крови, которая всё ещё текла из поражённых частей тела, попасть в его дыхательные пути. Около него села мама, в то время как остальные Нортены, также изъявившие желание следить за состоянием Эрика, заняли места чуть поодаль.
Мать пыталась ухаживать за сыном, одновременно давая мужа и дочери какие-то указания, связанные с заботой о больном. Те послушно их выполняли, практически не вмешиваясь в сам процесс, однако не теряя надежды, что мальчика таки удастся привести в чувства.
Поначалу все попытки, какими бы отчаянными они ни были, не несли за собой никакого результата. Эрик, погруженный в глубокий сон, по-прежнему не подавал признаков жизни, лёжа среди одеял и подушек, даже не шевелясь. Однако ближе к вечеру, когда родители, опустив руки, уже было собрались везти сына в город, он внезапно пришёл в себя. Открыв глаза, ребёнок с недоумением осмотрел стены своей комнатки, а потом, не переставая удивляться происходящему с ним, неспешно поднялся и, контролируемый родителями, осторожно встал с кровати.
— Эрик, как ты себя чувствуешь? — взволнованно спросила мать, в голосе которой, как не составляло труда заметить, появилась тихая радость. Скорее всего, она не особо верила в то, что сын окончательно пришёл в себя, но, несмотря на это, продолжала лелеять последнюю надежду, искорка которой, вероятно, ещё не истлела в её сердце.
Мальчик, не осознавший, где он находился, не ответил. Он лишь одарил мать таким же смутным взглядом, полным искреннего изумления, каким он окидывал немногочисленные предметы интерьера. От этого в глазах женщины проступил безмолвный ужас, являвшийся вполне разумной реакцией на чересчур неестественное поведение сына.
— Эрик, пожалуйста, ответь мне, мальчик мой, — зашептала она, нежно касаясь дрожащей руки ребёнка. — Эрик, ты слышишь меня?
Однако мальчик молчал, при этом не переставая обращать на членов своей семьи бессмысленный взгляд. Отец Эрика, словно ожидая чего-то, что, вероятно, могло вот-вот произойти, тоже стоял на месте, не издавая ни звука. Хизер Нортен, впервые в жизни наблюдавшая за столь странной картиной, также не смела произнести и слова. Девушка замерла около письменного стола, на котором аккуратной стопкой лежали рисунки мальчика, и неотрывно глядела на брата, к всеобщей радости, понемногу начинавшего приходить в себя.
— Где я? — слабым голосом спросил мальчик по прошествии нескольких минут напряжённого ожидания.
— Эрик, милый, наконец-то ты ответил мне хоть что-то! Ты дома, и тебя окружаем мы, твоя родная семья. Ты понимаешь мои слова? — откликнулась мама мальчика, чуть не плача.
— Мама… А это разве наш дом? — удивлённо спросил Эрик, который, как сначала решили Нортены, ещё окончательно не проснулся. Внимание мальчика было всё ещё сконцентрирован на мире тревожных сновидений, в которых он провёл несколько часов, а значит, ему следовало немного сосредоточиться, чтобы вернуться к реальности.
— Да, сюда мы переехали два месяца назад. Разве ты не помнишь, каким утомительным был наш путь?
— Что? — Эрик, по-видимому, и вовсе не понял, что имела в виду его родительница.
Диалог, обделённый всяким смыслом, затянулся. Женщина продолжала свои бесполезные попытки возродить в сознании сына хоть какие-то образы, канувшие во мглу, однако, к сожалению, все её старания были обречены на неуспех. Мальчик не помнил ничего из того, о чём рассказывала ему мать, и потому воспринимал эту информацию как красивую сказку, одну из тех, которые он некогда жутко любил. Бесспорно, Эрику было интересно слушать истории, о которых толковала мама, но все они для него явно ничего не значило, а уж тем более не воспринимались им как эпизоды из его личной жизни.
— Он теряет память, — наконец сделала вывод мать, отходя от кровати сына, решившего снова лечь.
— Да, мне кажется, ты права. Грозные прогнозы врачей начинают сбываться, и, к сожалению, мы не в силах как-то помешать этому процессу, — горестно подметил отец.
Мальчик, устроившийся на кровати, о чём-то сосредоточенно думал. По-видимому, он что-то заподозрил, однако, по причине частичной потери памяти, не мог понять, что именно так беспокоило его родителей и почему они столь тяжко вздыхали, глядя на своего сына. Ведь теперь он, наверное, считал себя здоровым. По крайней мере, по виду Эрика никак нельзя было сказать, что он, осведомлённый о своём заболевании, разделял хоть какие-то чувства со своими родственниками. В его затуманенном, лишённом всяких эмоций взгляде не читалось ничего, кроме растерянной задумчивости. Именно её мальчик, по-видимому и ощущал, в то время как место остальных его чувств занял густой туман забвения, медленно обвивавший сознание ребёнка своими холодными щупальцами.
Хизер, которая очень боялась, что брат её не узнает, наконец решилась приблизиться к постели ребёнка. Осторожно отодвинув одеяло, она взглянула на Эрика. Девушка постаралась встретиться с братом взглядами, несмотря на то что какой-то леденящий страх, напоминающий скорее боязнь неизвестности, беспрестанно охватывал её.
— Эрик, ты помнишь меня? — тихо спросила Хизер, проведя рукой по щеке брата.
Некоторое время мальчик, соображавший очень туго, внимательно изучал лицо сестры, забыть которое за такой короткий промежуток времени он, как отчаянно надеялась девушка, был неспособен. Несмотря на то что тревожное ожидание длилось всего лишь около минуты, Хизер показалось, будто прошла целая вечность, когда Эрик наконец заговорил:
— Да, конечно, я помню тебя. Тебя зовут Хизер, и ты моя сестра.
— А Кристину Эккинс помнишь? — решила поинтересоваться девушка, ощутившая непомерное облегчение.
— Кристину? Эккинс? — мальчик задумался. Окинув взглядом окно спальни, с которым у него имелись какие-то свои ассоциации, Эрик, похоже, начал что-то вспоминать.
— Да, — через некоторое время произнёс Нортен-младший, — мы с ней так давно не виделись…
— Последний раз вы виделись вчера. Ты помнишь, как защищал меня? — спросила Хизер голосом, наполненным смутной надеждой. Какая-то её частичка всё ещё верила, что не всё потеряно и Эрик, который, казалось, навсегда распрощался со своими воспоминаниями, мог вернуться из этого полутёмного мира, овеянного дымкой забытья.
Однако на этот вопрос мальчик ответить не смог, так как, очевидно, совершено не понял, о чём вела речь сестра.
========== Глава 21 ==========
Ночь Хизер провела в комнате, пустовавшей на протяжении двух месяцев. Единственным человеком, которому ранее довелось поспать на стоявшей там кровати, была Кристина Эккинс, по некоторым причинам вынужденная ночевать у Нортенов.
Однако Хизер пришлось переселиться в эту небольшую спальню вовсе не потому, что она не имела доступа к собственной комнате. Просто её мама захотела самолично наблюдать за Эриком, сняв такую жуткую ответственность с плеч девятнадцатилетней девушки. Женщина посчитала, что Хизер а этом деле ещё не набралась достаточного количества опыта, поэтому боялась, как бы та совершенно случайно не натворила новых неприятностей. Немного поразмыслив, она решила, что лучшим вариантом будет или поменяться с Хизер спальными местами, или, если она сама того пожелает, отдать ей на откуп абсолютно свободную комнату. Девушке больше пришёлся по душе последний вариант, и потому, недолго думая, она заняла спальню, в которой свободно могла проводить время за рисованием и размышлениями. Эта комнатка вполне была способна стать для Хизер своеобразным укрытием, в котором девушка имела возможность ненадолго спрятаться от всех проблем, окунувшись в уютный мирок, расположенный посреди моря беспечности.