«Я знаю», - сказала она. «Я все время думаю об этом. Хорошо, пойдите к Йосифу бен Кашану, торговцу тканями из арабского квартала. Антон часто о нем говорил. И бармену в Chez Caliph на бульваре Зерктуни.
«Спасибо, Афина, - сказал я, - или мне называть тебя Эгги?» Она подумала об этом на мгновение, а затем улыбнулась. Это был первый раз, когда она улыбнулась с тех пор, как я ее встретил, и в этом была большая грусть.
«Ты называешь меня Эгги», - сказала она. «Потому что ты американец, и меня так давно не называли Эгги».
Я встал и с жадностью осмотрел ее твердое маленькое тело, задерживая взгляд на острых вздернутых концах ее грудей.
«Я думала, художники иначе смотрят на женщину», - тихо сказала она.
"Что значит " иначе "?" - с усмешкой спросил я. Я чертовски хорошо знал, что она имела в виду.
«По другому», - повторила она. «Скорее всего, это ничего не значит».
«Только если они это нарисуют, дорогая», - усмехнулся я. «А иногда даже тогда. Это всегда что-то значит. Мы, художники, ценим красоту. Красота волнует нас даже больше, чем обычных людей ».
"Могу ли я увлечь тебя?" - спросила она, ее женское тщеславие мгновенно вышло на первый план, эта вечно женственная врожденная потребность быть желанной.
Я подпрыгнул. - 'Что вы думаете?' Мне захотелось сказать ей, что я действительно хочу положить это маленькое коренастое тело на кровать, чтобы изучить формы и холмики и посмотреть, можно ли воплотить ее экзотический танцевальный номер в реальность. Но я сдержался, видя растущий интерес в ее глазах. Я хотел пока от этого воздержаться, по крайней мере, на время.
Может, она рассказала мне все, что знала о Карминиане, а может, и нет. Я хотел узнать. Я был немного удивлен ее ответом на мой вопрос, но тогда это был просто еще один аспект этой женской потребности.
"Вы хотите нарисовать меня?" - робко спросила она, искоса глядя на меня.
«Да, - сказал я, - давайте поговорим об этом завтра».
Она кивнула, и в ее глазах больше не было подозрений и защиты.
Я хорошо поладил с Эгги Фостер. Я надеялась, что с таким же успехом найду ее парня.
Я все больше и больше убеждался, что дело не только в том, чтобы найти его, но и в соревновании, чтобы увидеть, кто найдет его первым. Что бы Карминян ни получил в свои руки, это «нечто большое», с которым он связался с Хоуком, заинтересовало большее количество людей, чем я предполагал.
Эгги смотрела, как я спускаюсь по лестнице, и я знал, что она уже ждет моего следующего визита. Это всегда был лучший способ оставить их в ожидании и тоске.
Глава 2
Я хорошо выспался, приставив стол к двери в качестве меры предосторожности. Утром я начал прочесывать квартиру и вещи Карминиана, начиная с одной стороны дома и исследуя каждый дюйм.
Моим первым сюрпризом была его коллекция пластинок, сложенная рядом с небольшим портативным проигрывателем пластинок американского производства. Судя по тому, что мне рассказывала Эгги Фостер об этом человеке, я ожидал, что получится сборник хорошего джаза, Маггси Спаниер, Пи Ви Рассел, Бак Клейтон, Гудман, Армстронг, Эдди Кондон, по крайней мере, самых лучших.
Вместо этого это были записи Баха, Моцарта, Палестрины, Скарлатти и некоторые григорианские песнопения. На многих альбомах были короткие сообщения, написанные красивым женским почерком: «Антон, я видела это валяется и должна была забрать это для тебя». Или: «Надеюсь, тебе понравится». Все они были подписаны с «Мариной».
Что, черт возьми, делал джазовый фанатик, страстный приверженец le hot jazz, только с коллекцией классических пластинок, да еще и с классиким барокко? Конечно, мне было интересно, кто такая «Марина». Еще я нашел коллекцию трубок. Судя по всему, Карминиан был курильщиком и, как многие курильщики, также своего рода коллекционером трубок. Еще у него был хороший запас выпивки в шкафу и я приготовил себе на ланч холодный мартини.
Остальная часть квартиры не принесла мне ничего важного. Я решил следовать нескольким указаниям, которые мне дала Эгги, начиная с Йессифа бен Кашана, торговца тканями.
Медина, арабский квартал Касабланки, была многолюдным и тесным местом. Пахло слишком большим количеством людей, зажатых в слишком маленьком пространстве, и разнообразной едой, которую перекладывали на сотни маленьких прилавков. В Медине казалось, что каждый день это базар, а рынок - это постоянная суматоха.