Тогда я был вынужден организовать настоящие облавы, приходилось оцеплять весь район, в котором орудовали карманники. Мало-помалу мошенники, видя мою строптивость, стали покидать Пантен.
Я пользовался среди этих господ заслуженной популярностью, все они знали и ненавидели меня от всей души, так как я был их ожесточенным преследователем, сутенеры и бродяги также не питали ко мне особенно нежных чувств. Так обстояли дела, когда неожиданно произошел казус, о котором я считаю нужным рассказать, так как в ту ночь только хитрость спасла меня.
Я отправился в театр, а своим агентам назначил по окончании спектакля свидание у Фландрских ворот, чтобы вместе совершить обычную ночную облаву.
Однако, подъехав к укреплениям, я не нашел никого из моих подчиненных, — теперь я уже не помню, что именно помешало им исполнить мое приказание, — между тем, высадившись из последнего дилижанса, я увидел, что мне предстоит совершить довольно далекий путь пешком в темную, глухую ночь в такой местности, где поголовно все бродяги меня ненавидели.
Я всегда имел дурную привычку не носить с собой никакого оружия, тем не менее довольно весело примирился со своей участью и решился, не робея, встретить опасность лицом к лицу.
При выходе из укреплений я заметил нечто вроде маленькой пивной, около которой совершенно ясно различил знакомые картузы, красные фуляровые платки и бледные лица моих обычных клиентов. Я понял опасность, так как не мог пройти незамеченным мимо этого пункта, и, признаюсь, почувствовал, что сердце мое немножко сжимается, точно перед битвой, когда над головой уже свистят пули.
Впрочем, я скоро овладел собой и твердым шагом направился в пивную. Мое появление среди ночных рыцарей произвело своего рода сенсацию, — они заволновались, точно собирались бежать.
— Ну, ребята, — крикнул я немного шутливым тоном, — что же вы не здороваетесь со своим комиссаром?
Все поднялись, даже те, которые дремали на лавках, сняли шапки, и я услышал: «Добрый вечер, господин комиссар».
Эти слова были сказаны с таким комизмом, что я невольно вспомнил фигурантов из театра «Амбигю».
— Ну, — продолжал я, — кто хочет проводить комиссара? Дорога длинна, и я соскучусь один.
— Гм, господин комиссар шутит! — сказал высокий парень, которого я уже видел два раза или три в комиссариате, известный под прозвищем Кудряш. — Господин комиссар не может соскучиться со своими агентами.
— Со мной нет агентов, я один, — по-прежнему шутливым тоном парировал я, — отправляйся со мной ты, Кудряш, еще вот ты и ты! — указал я на двух других молодцов.
Все трое последовали за мной.
— А все-таки господин комиссар шутит, — сказал Кудряш, — будто мы не понимаем, что за нами следуют агенты!
— Сам ты шутник… — ответил я, — ведь говорю же, что я один.
Кудряш пожал плечами.
— Полно, господин комиссар, мы не так просты, чтобы этому поверить. Потом он с тревогой добавил: — Но, по крайней мере, вы ведете нас не для того, чтобы арестовать?
— Как ты глуп! — воскликнул я. — Разве я могу тебя арестовать за то, что ты оказал мне услугу, проводив меня? За кого ты меня принимаешь?
Тем не менее мои спутники не успокоились и через каждые десять шагов оборачивались и боязливо озирались.
Видя их боязнь, я совершенно успокоился и, чтобы развлечься, заставлял их рассказывать маленькие истории. При мне была пачка папирос, и я угостил ими моих спутников, которые сначала долго отнекивались.
Потом я сделал им маленькое отеческое наставление о том, что выгоды их ремесла так ничтожны, что не стоят риска, с которым оно сопряжено. Спутники слушали меня очень почтительно, но внимание их было сосредоточено на другом. Они продолжали озираться по сторонам, ежеминутно ожидая появления агентов, а может быть, даже жандармов.
Не я, а они вздохнули с облегчением, когда мы завидели красный фонарь комиссариата.
— Вот вы и дома, господин комиссар, — воскликнул Кудряш, — теперь не позволите ли нам оставить вас?
— Нет, ребята, коль скоро вы проводили меня до сих пор, то уж зайдете ко мне… это недалеко. Там вы выпьете по стаканчику за мое здоровье.
Ими снова овладел страх, и они опять стали боязливо оглядываться. Только в моей столовой, когда я выставил перед ними бутылку коньяку, — которой, кстати сказать, они оказали должную честь, — парни окончательно успокоились.
— Так, значит, это правда! — воскликнул Кудряш. — Господин комиссар был один, за ним не следовали его агенты?
— Глупец, — воскликнул я, — но ведь я же говорил, что один!