— Вы хорошо сделали.
— Моя драма называется: „История одного преступления“.
— Превосходно.
— Мне кажется, будет излишним читать вам всю пьесу, я перечислю только названия картин.
— В какую эпоху происходит действие?
— В наши дни, при господине Граньоне.
— Тем лучше, костюмы будут стоить недорого.
— Я уже сказал вам, что это натуралистическая пьеса. Впрочем, судите сами…
С этими словами господин Тайлор разворачивает рукопись и начинает читать:
— Первый акт: Преступление совершается.
— Второй акт: Полиция ищет убийцу.
— Третий акт: Убийца не найден.
— Четвертый акт: Полиция продолжает искать.
— Пятый акт: Убийца окончательно ускользает.
Господин Тайлор сворачивает рукопись и добавляет с торжествующей улыбкой:
— Не правда ли, как это жизненно? А?»
Эта пародия, как и вообще почти все пародии, была несправедлива. Может быть, господин Тайлор не был идеальным начальником сыскной полиции и, без сомнения, был бы более на месте в должности судебного следователя, так как ему недоставало расторопности и энергии, без которых немыслимы преследование и розыск преступников. У него не было также той особой жилки полицейского, горячо увлекающегося своим делом. Зато, бесспорно, это был очень умный человек, обладавший знанием и опытностью и всегда с чрезвычайным тактом и благоразумием руководивший розысками своих агентов.
По правде сказать, ему не везло.
Обстоятельства сложились так, что в один месяц случилось такое большое количество преступлений, что ему было немыслимо расследовать все с одинаковым усердием и, наконец, в его распоряжении не оказалось достаточного числа искусных агентов.
В полиции так же, как и во всем, бывают периоды удачи и неудачи. Правление Масе было золотым веком сыскной полиции, его преемнику господину Кюне, отличавшемуся редкой энергией, не менее везло.
Период неудач наступил при господине Тайлоре, который имел один крупный недостаток: он был скептиком и не верил ничему — ни доносам, ни анонимным письмам, ни случаю. Разумеется, к анонимным письмам и их авторам нужно относиться с должным презрением, и я никогда не мог побороть чувства брезгливости и отвращения, прочитывая подобного рода послания. Но полицейский должен взять себе за правило, что в жизни все возможно и ничем не следует пренебрегать. Помню, однажды господин Тайлор получил анонимное письмо следующего содержания:
«Милостивый государь! Если вы хотите открыть шайку воров, отправляйтесь на улицу Бушебри, в гостиницу господина Z., и вы найдете в комнатах господ NN (фамилии были выписаны полностью) два чемодана, наполненные серебром и драгоценностями».
— Не отправиться ли нам? — спросил я.
— К чему! — ответил господин Тайлор, пожимая плечами. — Это, вероятно, ложная тревога, чтобы заставить полицию побегать. Просто пошлем агента, этого будет вполне достаточно.
Тем не менее я стал настаивать, подталкиваемый предчувствием, если хотите, даже чутьем, которое подсказывает полицейскому, что он напал на след. Господин Тайлор, всегда чрезвычайно любезный, согласился, чтобы доставить мне удовольствие, ехать со мной. Мы не только нашли два вышеупомянутых чемодана, но открыли всю шайку, состоявшую из 20 ловких и крупных мошенников, которые впоследствии были приговорены к каторге.
Но, по-моему, главная причина непопулярности господина Тайлора заключалась в том, что он не умел ладить с прессой. Твердо убежденный, что сведения, даваемые газетам, могут быть вредны для расследования преступления, он систематически отказывался принимать журналистов. Эти последние начали ему мстить.
Господин Тайлор не любил сообщать журналистам никаких сведений. Впрочем, он, вообще, был молчалив.
Помню, как-то раз, по поводу знаменитого дела Пранцини, встретив репортера на лестнице, возле квартиры Марии Реньо, он совершенно неожиданно соблаговолил рассказать, что в коридоре был найден опрокинутый подсвечник.
— Как вы думаете, не слишком ли много я рассказал? — смеясь, спросил меня Тайлор, когда репортер удалился.
Он принадлежал к категории тех, которые убеждены, что дела правосудия и полиции не должны подлежать публичному оглашению до суда.
Я смотрел на прессу несколько иначе и понимал, что, каково бы ни было ее влияние, вредно или полезно, но с ней лучше жить в мире. Нужно быть человеком своего времени, — и мне кажется, что начальник сыскной полиции скорее останется в проигрыше, чем в выигрыше, если не будет давать сведений репортерам.