Итак, генерал Кафарель был арестован без письменного приказа…
В то время, когда господин Тайлор исполнял это поручение, я был в отсутствии. Возвратясь и узнав о случившемся, я ужаснулся при мысли о последствиях, которые мог иметь подобный арест, совершенный простыми агентами, от которых невозможно требовать надлежащего такта.
Во мне проснулось давнишнее уважение к армии, и я вообразил, что достаточно будет какой-нибудь грубости или бестактности со стороны агента, чтобы подтолкнуть генерала на самоубийство.
Взяв фиакр, я помчался на улицу Тремуль, на квартиру, занимаемую генералом Кафарелем.
Я вздохнул с облегчением только тогда, когда узнал, что генерал уехал с двумя агентами, арестовавшими его, и дело обошлось без всяких инцидентов.
На следующий день я сопровождал судебного следователя господина Аталена в квартиру господина Кафареля, где был произведен обыск. Мы захватили большую пачку бумаг, среди которых, однако, не было ни одной компрометирующего свойства.
Было ясно, что этот несчастный генерал, прежде всего, стал жертвой дерзких авантюристов.
Удивительно, как могли решиться арестовать этого человека, не имея против него серьезных улик и ни одного факта, предусмотренного законом? Я до сих пор еще слышу взволнованный голос его защитника, господина Демана, когда он припоминал перед судом безукоризненное прошлое этого честного солдата, павшего искупительной жертвой политических интриг и честолюбия.
Я лично того мнения, — и открыто утверждаю это, — что генерал Кафарель был жертвой случая и политики.
Его единственное преступление состояло в том, что он нуждался в деньгах и попал в лапы ловких мошенников, которые вместо того, чтобы ссужать его обещанными суммами, его же обирали.
Несчастный обращался к госпоже Лимузен! По своей наивной прямоте и при полном неведении парижских плутней, он считал себя обязанным этой женщине, которая делала вид, что хочет ему помочь!
Генерал Кафарель, с которого позорно сняли крест Почетного легиона в камере Консьержери, где он был заключен, бесспорно, оказался одним из тех, которые наиболее пострадали в этой печальной истории.
Зато я могу прибавить, что этот человек сумел честно и без шума возобновить свою трудовую жизнь.
Я не стану останавливаться на всех подробностях этого первого скандала, повлекшего за собой столь печальные последствия и который был для меня самым тяжелым периодом моей службы в сыскной полиции.
Впрочем, эта история еще достаточно жива в памяти всех, и я отмечу только некоторые частные инциденты, сохранившиеся в моих воспоминаниях.
Итак, не мне пришлось арестовать госпожу Лимузен.
Я вызывал эту женщину к двум часам в сыскное отделение, когда судебный следователь, господин Атален, попросил меня сопровождать его на бульвар Ваграм, чтобы произвести последний обыск у госпожи Лимузен и арестовать ее.
Когда мы вошли в квартиру, служанка объявила нам, что ее госпожа уже арестована тремя агентами сыскной полиции.
Я был поражен этим неожиданным известием и немедленно послал одного агента за госпожой Лимузен на набережную Орлож.
Прибыв, она рассказала мне, что действительно какие-то три господина приехали к ней утром и сказали:
— Сударыня, вы знаете, что вас ожидают в сыскном отделении?
— Позвольте мне, господа, — ответила она, — отправиться добровольно к господину Горону!
— Нет, нет, — возразили таинственные посетители, — карета ожидает вас внизу.
Впоследствии оказалось, что госпожа Лимузен была арестована тремя журналистами!
Очень возможно, что их фиакр встретился с нашим, в котором судебный следователь, господин Атален, и я ехали на улицу Ваграм.
Похитители госпожи назвались и сказали, что они журналисты. Один из них, Эрик Бенар, предложил ей укрыться в его загородном доме. Он хотел мало-помалу выведать от нее все детали и делиться ими с публикой, помещая в своей газете фельетоны захватывающего интереса, точно романы Понсона дю Террайля или Габорио.
Легко себе представить, что госпожа Лимузен, хотя и отказалась от этого заманчивого предложения, но, будучи поразительно болтливой, не могла удержаться, чтобы не разболтать массы сенсационных вещей.
— У меня опечатали, — говорила она, — письма господ Вильсона, Буланже, Тибодена…
Затем она очень охотно дала список лиц, которые были с ней в деловых сношениях.
В тот же вечер все так или иначе замешанные в процессе были интервьюированы.
В этом деле мне впервые пришлось вести ожесточенную борьбу с журналистами. В конце концов, становилось возмутительно, что нельзя шагу ступить, не встретив репортера!