От этого каплуна старуха отщипывала только кусочек, именуемый ею «королевским».
Мокрая шляпа из заячьего меха висела на кухне. Ее надлежало высушить, так как Макс Кошкодер терпеть не мог голубоватой водички. Он извлекал из старой коробки красные гильзы, выковыривал капсюль, вставлял новый и заправлял гильзы порохом, пыжами и дробью. Он аккуратно разглаживал тонкую свинцовую пластинку и специальной машинкой превращал ее в лапшу.
Из кармана брюк Макс Кошкодер вытащил потертый патрон. Несколько лет назад, когда матушка Митцель и знаться с ним не желала, так как ее сестра Розалия Ранц уговорила Митцель ходить вместе с ней в комнату детских игр, Макс процарапал на ободке патрона три креста. Когда он узнавал, что матушка Митцель и Розалия Ранц сидят на пчельнике за господским огородом, он подкрадывался поближе и рисовал на дощатой стене черный крест. Ружье висело у него на левом плече, а в правой руке он держал рогатку из орешины. А вечером, сидя в комнате с Цехнером и приставив дуло к подбородку, а рогатку приложив к курку, он доводил Митцель до полусмерти. Потом он сказал, что когда-нибудь непременно покажет ей королевского фазана, и она увидит, что кровь у него не красная. Матушка Митцель сломала орешину, а Розалия Ранц убежала назад под своды замка.
На другой день князь Генрих вызвал к себе Макса Кошкодера. Довольный тем, что услышал о нем, князь подарил Максу ружье и провел его в большую столовую залу, где стоял круглый стол.
На столе сидела кошка. Макс должен был сбить ее выстрелом. Когда он сделал это, князь рассмеялся. Макс нацепил свою новую шляпу из заячьей шерсти и, не чуя под собой мраморных ступеней, выскочил из замка и побежал наверх, к театру, где жил со своей матерью.
Князь еще раз вызвал его, чтобы он унес с собой всю эту мерзость. Князь свистел в костяной свисток, который всегда носил с собой.
Макс Кошкодер подкарауливал все, что было вооружено когтями, он убивал то, что угрожало господским владениям. Вспышка ружейного выстрела была для него тем светом, о котором говорил домашний учитель Фауланд и уж точно знал все князь Генрих.
Он бесшумно крался по лесам, полянам, вдоль ольховых пролесков, вновь и вновь кружил вокруг замка, стены которого старался по-своему укрепить. И поскольку он знал, что можно убивать, а что нет, то начинал важно гундосить, когда говорил с господами. «Некому будет слететь со стола», — сказал он однажды. «Он выбивает из наших владений все темное», — сказал князь. Указания Макс получал в канцелярии, за выполненную работу ему полагались дрова, молоко, клочок сада и вино. Деньги он видел только по праздникам, когда Альберт Швамм, бранясь, выдавал ему некоторую сумму, размеры которой каждый раз менялись. Смотря по тому, какой выдавался год. Когда по большим праздникам он в утренние часы вместе с другими слугами торчал перед гостиной, а потом выходили господа и он целовал им ручки, Макс думал о деньгах, которые получал по милости господ. Ему было совестно брать что-либо (а уж тем более деньги) за то, что ему разрешалось делать. Деньги он мыслил как вторжение чего-то чужого, поскольку он никогда не видел, чтобы кто-нибудь из господ брал их в руки или раздавал. Ему казалось, что господа не обладают деньгами, но владеют оружейными шкафами, рогами неведомых животных на стенах коридоров, огромными картинами, бесконечными вереницами резных стульев, громадными печами, комнатами, куда не дозволялось входить, первым рядом обитых красным бархатом сидений в часовне, пивоварней, виллой, замком, оранжереей, Марией Ноймайстер — знаменитой кулинаршей, колодцем с фонарщиком и лучшей водой, камелиями, правом заказывать белые гробы, Розалией Ранц с ее шалью и Цёлестином с золотыми часами, ну и, конечно, — дичью, которую охранял он, Макс Кошкодер.
Совсем иной оборот принимали его мысли, когда к нему приходил скупщик шкур. Тут он был суров. Он умел назначать цену шкурке зверя, убитого на господской земле. А так как каждую шкурку Макс мог преподнести с соответствующей байкой, в которой фигурировал кто-нибудь из господ, то цена возрастала пропорционально величию образа.
Поэтому мамаша Митцель имела возможность ставить у себя в комнате рождественскую елку, хотя в лесах, где охотился Макс, елки не росли. Она так густо усыпала деревце украшениями, что оно совершенно исчезало за ними.