Розалия Ранц берет со стола тяжелую скалку.
Розалия Ранц в белом форменном платье и белом фартуке. Князь Генрих задерживает взгляд на ее сочных губах. Волосы на затылке собраны в узел. Скулы широковаты. Нос невелик. Открытая шея длинна, как стебель.
«Совсем молоденькая, — констатирует князь Генрих, — узка в плечах. Волосы под мышками еще не успели потемнеть. Груди торчком. А какие у тебя, бестия, восхитительные розетки вокруг сосков. Ни намека на отвислые кухарочьи телеса. Треугольник паха выпукло и упруго проступает под белым облачением. Осанка недурна. Скоро на коже бедер покажутся голубые жилки. Икры у Розалии Ранц просто великолепны».
Цёлестин и Мандль выходят из кухни. На подносе дрожит в бумажных стаканчиках суфле из персиков и колышется кремовый пудинг с фруктами, здесь же — брюссельский торт, вишневое мороженое с бордо, четыре блюда с разным и четыре — с фруктовым десертом.
Князь Генрих ступает вслед за слугами.
Первая песнь подходит к концу. «И пировали они весь день до заката». Солнце заходит, свет за окнами меркнет, каждого из господ ждут собственные апартаменты. Восемнадцать апартаментов в одном доме.
ПЕСНЬ СОЛНЦУ
Мандль зажигает свечи. Цёлестин убирает посуду. Фауланд склоняется над книгой и читает:
«Гастрономия — мать сословного разделения. Она правит собраниями и празднествами господ. Она презирает плебейские рты. Она внимает тому, что совершается в благородной утробе.
Люди, в которых происходит апофеоз свершения, образуют пресветлый ореол мирового ландшафта. Вот где расширяется знание и кругозор человечества. Вот где оно являет себя в своей высшей ипостаси.
Это бескорыстный жест признания единственной ценности жизни. Это — благодарность за труд Марии Ноймайстер и семи работниц.
Они высекают искру и раздувают огонь превращения. Они варят и вялят, жарят и парят, маринуют и фаршируют, глазируют и панируют, траншируют и бланшируют, сушат и тушат, заправляют и приправляют, осветляют и разбавляют».
Фауланд кланяется господам. Не поворачиваясь, пятится к двери и исчезает.
Господа поднимаются из-за стола. Князь Генрих подходит к окну. Камеристка уводит девочек, отпрысков сиятельного рода. Граф направляется в свои покои. Графиня следует за ним. Все, исполнившие свою миссию, оставляют залу. Посуда, отнесенная на кухню Цёлестином и Мандлем, переходит в руки кухарок.
Макс Кошкодер стоит перед замком. Уже стемнело. Из окна поварни сочится слабый свет. За мутью запотевших стекол проступают прутья решетки. Другие окна ярко освещены.
Восемнадцать господ отдыхают после дневных трудов.
Тот, кто убивает кошек, ставит капканы, стреляет дичь, ведет счет добыче и чьи пальцы пахнут порохом, обходит теперь дозором здания, потонувшие во тьме.
Макс впивается взглядом в черные провалы дорожек и марево полян. Он слышит крик ночной птицы и видит полет летучих мышей, которые днем спят в башне замка.
Макс знает, каков мир ночью и каков днем.
Он выдирает рукой внутренности убитых животных. Рука протыкает брюшину, выжимает сердце и вонзается в легкое. Она познала скользкую неуступчивость и эластичность трахеи и пищевода, находящихся в тесном соседстве с тканями телесной оболочки. Его ухо привыкло к шуршанию сдираемой шкурки и треску отлипающей кожи фазанов, диких уток и вальдшнепов. Он принюхивается к вырванным кишкам. Он знает жесткие и мягкие травы, и как они растут, и чем становятся в желудке дичи.
Позади замка возле помойной ямы, в которую по ночам лезут нищие, находится клоака. С ней сообщаются трубами восемнадцать апартаментов. На крышке клоаки лежит Грес. Макс подходит к нему. Он знает этого нищего, вечно отирающегося около замка. Грес — приживальщик клоаки и помойной ямы. Он прикладывает ухо к холодной крышке. Доносится приглушенный шум. Он идет сверху. Он проходит сквозь стену.
Влага и сгустки, стекая по трубам, превращаются в однородное месиво. Грес не шелохнется. Всплески, бурление, стук тяжелой капели. Грес слышит все. Вот где-то далеко заступы взрезают мягкую землю, лопаты сгребают жижу. Рыхлое припорашивает твердое. В утробе замка что-то урчит и булькает. Тощая кишка, подвздошная кишка, толстая кишка вьются за каменными глыбами замковой стены. Толстая кишка вбирает все, что изливается с разных сторон.
Мир живет круговоротом. Снедь поступает на кухню, яства поднимаются выше. Нож отделяет верх от низа. Цёлестин и Мандль снуют по лестницам. Каргель и Эбли выносят корыто. Солнечное сияние столовой залы исходит от круглого стола.