— Но, Малкольм, это же нелепо! — заорал Фуше, возникая из двери камбуза. — Эли и Иона все еще утверждают, что их выходка во Флориде вполне стоила тех проблем, что она нам принесла!
Все разом зашумели, и в воцарившемся гаме Лариса подвинулась ближе ко мне.
— Простите, что не смогла сама проводить вас в каюту, — сказала она тихо. Ее темные глаза мерцали в мягком свете столовой даже чуть ярче, чем серебристые волосы. — Все в порядке?
— О да, превосходно, — ответил я, вновь чувствуя ужасную неловкость от ее присутствия. — Доктор Тарбелл постарался помочь мне обустроиться, хотя это было нелегко. А ваш брат, он…
— Теперь с ним все в порядке, — она еще понизила голос. — Но мы сможем поговорить об этом позже.
Спор вокруг стола продолжался, пока Трессальян наконец не поднял руки:
— К порядку, джентльмены. Иона, Эли — я думаю, в ближайшем будущем нам придется просить вас ограничить действия, касающиеся азартных игр, чисто информационными рамками. Мы не ставим вам в вину ваше усердие, ибо все понимаем размах проблемы и ложные посылки, лежащие в ее основе. Но сейчас мы первым делом должны заняться задачами поважней. Я уже не говорю о том, что мы непростительно невежливы с нашим гостем, который, если я не ошибаюсь, не понимает и десятой доли того, о чем мы тут говорим.
Я улыбнулся и покачал головой: — Нет, Малькольм, вы не ошибаетесь.
— Тогда прошу садиться, а Жюльен подаст на стол, — Трессальян уселся во главе стола, указав мне на место рядом. — Доктор, мы постараемся прояснить ситуацию, после чего вы сможете оценить, как наши идеи работают в Афганистане.
Он наклонился ко мне, и его голубые глаза сверкнули:
— И тогда вы сможете понять, привлекает ли вас жизнь в центре котла, где варится глобальный хаос…
Глава 14
Вскоре из двери камбуза появился Фуше с подносами, уставленными простой, но изысканно приготовленной едой. Посмотрев на Трессальяна, я сразу понял, что все они годятся для человека, страдающего тяжелым нервным заболеванием. Мои впечатления подтвердились, когда я обнаружил, что он совершенно не употребляет алкоголя.
— Простите, — сказал я, продолжая изучать его, — но вы сказали "глобальный хаос"?
— Разумеется, исключительно с достойной целью, — поспешил ответить он. — Ну, по крайней мере, в целом. Однако чтобы понять эту цель, вам, боюсь, придется для начала усвоить философию, которую мы все здесь разделяем.
— Я весь внимание.
Трессальян кивнул.
— Итак, с чего начать? Возможно, нам послужит простое наблюдение. Как вам понравились прибрежные подводные виды?
Я в потрясении поднял на него глаза. Так вот зачем корабль провел столько времени в грязных прибрежных водах? Чтобы произвести на меня впечатление, подобно тому, какое произвела на меня Лариса, умело управлявшая большим рейлганом во время битвы с нашими преследователями?
— Гнетущее зрелище, — ответил я осторожно.
— А океан вокруг нас? — продолжал Трессальян. — Вы не заметили, что в нем чего-то не хватает?
— Рыбы, должно быть, — пошутил я, но осекся, заметив, с какой серьезностью смотрит на меня вся команда. — Господи! Неужели все и в самом деле так плохо?
— То, что вы видите вокруг, говорит само за себя, — полковник Слейтон провел пальцем вдоль шрама на щеке. — Прибрежные воды Атлантики превратились в самый настоящий свинарник, потому что правительство лжет, будто заставило весь мир строго следовать рыбоохранному законодательству. А на самом деле жалкие остатки основных видов рыб загнаны в дальние уголки океана, где их непременно найдут, и очень скоро истребят.
Он продолжал аккуратно ощупывать свой шрам, и я вспомнил, что именно "официальная ложь" правительства сделала его тайваньскую кампанию столь губительной.
— Да, — мрачно согласился Трессальян. — Конечно, хотелось бы надеяться, что все это лежит за гранью современных норм человеческого поведения. Однако же если принять во внимание разглагольствования, которыми нас кормили целое поколение, наш век должен был отойти от этих норм, не правда ли, доктор?
— Что вы имеете в виду?
— Согласитесь, что на заре нашего века человечество получило уникальную возможность улучшить и себя, и планету. У него были для этого все необходимые средства, — голос Трессальяна приобрел отчетливую ироническую нотку. — Но наступил век информации.
Его тон озадачил меня.
— В значительной мере благодаря вашему отцу…
— Да. В значительной мере благодаря моему отцу, — проговорил он жестко, безо всякой иронии.