Выбрать главу

Замыслив новую хитрость, чтобы показать бессилие информационных технологий перед лицом древних распрей, Малкольм привел в команду двоих новых участников: Жюльена Фуше, с которым он и братья Куперман вместе учились в Йеле, и Леона Тарбелла, эрудированного ученого и исследователя, чьим коньком было не что иное, как фальсификации высочайшего качества. Трудно поверить, что целые армии, и по сей день рассредоточенные по Европе, были приведены в боевую готовность несколькими листками бумаги, сотворенными огромным, вальяжным Фуше и маленьким весельчаком Тарбеллом, но ручаюсь, что все было именно так. Жюльен Фуше использовал свой опыт, чтобы на молекулярном уровне воссоздать бумагу и чернила, повторяющие образцы столетней давности, а Тарбелл, используя надиктованный Малкольмом текст, превратил эти материалы в подборку писем, предположительно написанных британским государственным деятелем Уинстоном Черчиллем в адрес не более и не менее как Гаврилы Принципа — сербского националиста, застрелившего австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда и положившего начало цепи событий, увенчавшихся Первой мировой войной. Из поддельных документов выходило, что Принцип был британским агентом, а убийство эрцгерцога — результатом заговора, составленного двуличным Черчиллем и другими британскими политиками, чтобы разжечь войну, которая должна была привести к триумфу и всемирной экспансии Британской империи.

Этот замысел был еще нелепей, чем дело с "Конгрессом дураков", но удался и он, в первую очередь из-за стремительных и умелых действий Малкольма, подтасовавшего в Интернете и в служебных информационных системах материалы истории «открытия» фальшивых писем, да так, что подделки были признаны подлинными задолго до того, как осторожные исследователи смогли предложить более скептические и весьма научные версии их происхождения. Германия со всего размаху угодила в расставленную командой Трессальяна ловушку, заявив, что ее представители не станут заседать в европейских властных структурах вместе с британскими, пока Лондон официально не отречется от Черчилля и не возьмет на себя полную ответственность за войну. Франция тоже ухватилась за подвернувшуюся возможность высказать Англии свое благородное негодование, и в точности так же поступили все страны, принимавшие участие в Первой мировой. Англичане, однако, не согласились с очернением образа своего величайшего героя двадцатого столетия, и вскоре вся Европа уже трещала по швам; прокатилась волна национальных протестов и демонстраций, прозвучало несколько прямых угроз начала военных действий.

Малкольм и сам оказался не в силах предвидеть жесткость реакции на его «европейский» проект, а также опасность положения, в котором оказались он и его команда. Расследованием обстоятельств занялись не только полиция и научный мир, но и несколько европейских спецслужб, среди которых особой рьяностью отличалась британская. Никто из членов группы не хотел, чтобы точка в его жизни была поставлена пулей SAS.[4] Понимая, что игра идет по иным, новым правилам и сопряжена с опасностью для жизни, Малкольм решил искать помощника — человека, который направил бы его усилия так, чтобы они превратились в систематическую кампанию.

Он изучил досье оппозиционно настроенных офицеров всего мира, но полковника Юстуса Слейтона нашел не он, а Лариса, рекомендовавшая его вниманию брата. И, полюбопытствовав, что связывало девушку с таким человеком, как Слейтон, я наткнулся на нечто, повергшее меня в глубокий шок.

После окончания университета эта яркая, красивая девушка, которой я так увлекся с первой же встречи, стала наемным убийцей — киллером международного класса.

Глава 17

Открытие это как громом поразило меня. Ошеломленный и растерянный, я оцепенело замер посреди комнаты, пытаясь прийти в себя, а тем временем Эли подобрал мне пару отлично защищенных, но при этом очень легких ботинок и комбинезон совершенно обычного вида, который в действительности оказался сверху донизу покрыт высокопрочной новейшей броней. Иона же после долгих колебаний извлек с одной из многочисленных стоек какой-то пистолет и, насильно всунув его в мою ладонь, осведомился: