Я слушал рассказ о мучениях Ферриса Диксона; угрозы и побои, как он был вынужден бодрствовать день и ночь, пока он не был близок к истощению. Пока он говорил, его голос тоже становился напряженным от едва сдерживаемых эмоций.
Эти люди нервничали, рассказывая о своем опыте. Но почему, черт возьми, я не был доволен этим? Что еще добавляло моему явному беспокойству? Я смотрел в глаза сенатору, пока он слушал Диксона; серьезные, умные глаза, и я посмотрел на Джуди Хауэлл и поймал ее ясный, живой взгляд, и вдруг я понял, что одна из вещей, которые меня беспокоили, были их глаза.
Я видел людей, которые испытали невзгоды, подобные описанным этой троицей. Их глаза были затравленными, полными невыразимого ужаса, глазами, которые видели больше, чем они хотели помнить. Ни у кого из этих троих не было таких глаз. Их слова и эмоции, которые они показывали, были вроде в порядке, но их глаза не соответствовали их рассказам. Что-то не так, решил я. Я понятия не имел, что с ними случилось, но это мне было ясно.
Теперь говорил майор Драйзер, и я слушал его вопросы. — Вот и все, что касается меня, мистер Картер, — сказал майор, повернувшись ко мне. «Мы подготовим пресс-релиз. .. если у вас есть какие-либо вопросы?'
Я увидел, как Джуди Хауэлл смотрит на меня. Может быть, дело было в вызывающем положении ее подбородка, в слегка вызывающем взгляде ее глаз... Кроме того, я был не в дипломатическом настроении. Слишком много мелочей волновало меня. Я сомневался.
«Я хотел бы проверить вас сывороткой правды до того, как будут сделаны какие-либо заявления для прессы», — тихо сказал я. Я видел, как брови майора Драйзера взлетели вверх, а у Ферриса Диксона отвисла челюсть, но ошеломленную тишину нарушил голос Джуди Хауэлл .
— Надеюсь ты не это имеешь в виду.
— Поверьте мне, — тихо сказал я. 'Я серьезно.'
Феррис Диксон закрыл рот, и его лицо омрачилось, когда он последовал примеру Джуди Хауэлл . « Эй, подожди минутку, — сказал он. — Что это за предложение?
— Мистер Картер утверждает, что мы все лжецы, — отрезала Джуди Хауэлл. Она была зла, губы ее были поджаты, а глаза блестели. Именно ее глаза заставили меня стоять твердо. Они должны были быть тусклыми и безжизненными, а не блестеть.
— Я ни на что не претендую, — ровно сказал я.
— Ну и что, — отрезала она. — Вы намекаете, что это всего лишь рекламный ход.
Я не хотел делать из этого проблему. У меня не было ничего конкретного, чтобы предположить. Я руководствовался только прошлым опытом и догадкой. Я попытался успокоить её.
— Я вовсе не имею это в виду, — сказал я, сохраняя голос ровным. — На самом деле это просто рутина, мисс Хауэлл.
Она не попалась на это. — Это совсем не рутина, и ты это знаешь, — отрезала она.
— Верно, — согласился Феррис Диксон с несколько сварливым выражением лица. «Это очень необычно».
— Все это очень необычно, — возразил я.
Теперь меня прервал сенатор Аткинс, и мне пришлось передать ему слово. Может быть, он просто был умнее других, а может быть, его многолетний опыт работы в Сенате дал ему более широкую перспективу.
— Пошли, Феррис. .. Джуди, — сказал он, серьезно глядя на меня. «Не будем увлекаться делом. Я немного знаю о репутации мистера Картера в его собственной специальной работе. Я уверен, что за его просьбой стоят преднамеренные причины.
Я был полон решимости держать это непринужденно.
— Спасибо, сенатор, — сказал я. «Дело в том, что мы обнаружили, что натриевый пентотал берет под контроль подсознание, и вещи в подсознании часто оказываются более важными, чем сознательно запомненные вещи. Это так просто.'
Сенатор кивнул, его серебристые волосы частично упали на морщинистое лицо. «Я рад выполнить вашу просьбу, мистер Картер, — сказал он. «Мы вверяем нашу судьбу в ваши руки».
Я взглянул на Ферриса Диксона и девушку. Их замкнутые, слегка угрюмые лица свидетельствовали о том, что они согласны с сенатором, но были недовольны этим.
Период вопросов подошёл к концу. Я хотел пройти в хвост самолета и увидел, что дорогу преграждает Джуди Хауэлл.
«Я просто хотела сказать, что не верю ни в какую вашу чепуху о «подсознательных впечатлениях», о которых вы говорили сенатору», — сказала она, и ее карие глаза были полны сильного гнева. 'Ну давай же. Что за выражения, — сказал я.
— И все же я говорю это, — отрезала она. «Прежде чем стать корреспондентом Tomorrow , я работала в газете. Ты можешь быть мудаком в контрразведке, но ты, видимо, понятия не имеешь, говорит кто-то правду или нет.
— Возможно, — сказал я со смешком. «И вы можете быть красоткой в женских журналах , но вы ничего не знаете о более тонких аспектах современных международных интриг».