— Так вот, и тут есть подводные камни, — продолжил Скорпион, выкидывая бумагу от шаурмы в урну, и делая глоток из бутылки. — Если ты приговорил кого-то, ты уже не сможешь остановиться. Решившись на убийство, мы уже не способны свернуть. Пожалуй, это — наша единственная слабость.
— А если обстоятельства помешают? — спросил Барс, стряхивая пепел на грязный асфальт.
— Ничего уже не способно помешать тебе. Исключение есть, только когда ты выбираешь себе жертвой другого убийцу. Тут уже правила немного иные, поэтому не стоит пытаться убить себе подобных. Хотя и профит в этом случае поболее будет.
— Профит?
— Награда, прибыль. Да и как профит? Только если действуешь по заказу.
— Я не понимаю.
— А это ничего, сегодня вечером ты исполнишь заказ, и тебе станет ясно все. Ну и я объясню еще кое-что. А теперь попытайся приговорить кого-нибудь.
— Прямо здесь? — спросил Барс, кидая взгляд на толпу вокруг трупа. — А это не опасно?
— Опасно, ага, но надо. Не бойся, если понадобится, мы пробьемся боем. Выбирай.
Барс осмотрелся. Людей вокруг много, но большинство либо драпают от мертвого тела, либо, напротив, пытаются продраться сквозь стену спин праздно любопытствующих. Первые наверняка не хотят, чтобы их записали в свидетелей, вторые, хотят соприкоснуться, пусть лишь взглядом, но встретиться, с самой страшной и привлекательной загадкой вселенной, что явно иллюстрирует мертвец на асфальте. Они хотят воочию увидеть смерть. Подойти к толпе и убить кого-нибудь из них? Пускай посмотрят на смерть изнутри, так сказать. Пусть попробуют на вкус, насладятся вонью, всегда сопутствующей убийству.
Глаза шарили по рынку, и тут взор упал на мусорную корзину. В ней навалом лежали смятые бумажки от шаурмы, пластиковые стаканчики с засохшей пивной пеной и пустые бутылки.
— Ты хочешь еще пива? — спросил Барс.
— Не отказался бы, — сказал Скорпион более чем добродушно, а в глазах вспыхнул огонек озорства.
Барс повернулся и подошел к окошку, где кулинарничал псевдо араб. Он оскалился Барсу зубами, явно никогда не пробовавшими то, что готовят руки.
— Что вам? — спросил продавец.
— Два пива, пожалуйста, — прошептал Барс, старательно изображая хрипоту.
А пока говорил, твердо решил — сейчас продавец умрет. Это действительно не вызвало никаких затруднений воли, никакого протеста совести. Да и есть ли у него еще совесть? Он уже почти забыл, как сражался со львом в Африке, как убивал секвойю в Америке, как отбирал жизни у страусов в Австралии, и сейчас эти воспоминания воскресли. Мир угас, по ноздрям ударило вонью, а приблизившееся, чтобы получше расслышать, лицо продавца поморщилось — наверное, тоже учуяло запахи гниения самой жизни. Поморщилось и вспыхнуло. Но не только оно горело на прилавке. Там, где лежала доска для нарезки овощей, воссияли салфетки. Самые что ни на есть обыкновенные бумажные салфетки дешевого образчика издевательства над деревьями, горели, будто солнечный диск в зените. С немым ужасом Барс почувствовал, как теряет контроль над собой. Это ни с чем не сравнимое ощущение, когда ты уже ничего не решаешь и, кажется, уже не будешь решать никогда. Когда твои собственные родненькие пальчики словно одеваются в перчатки иной воли, когда рука сама собой действует настолько быстро, что не можешь уследить глазами, потому что очки чужой воли заставляют смотреть на лицо жертвы. Но страх ушел почти сразу. Всего секунда колебаний сознания и вот уже оно ликует! Невероятнейший экстаз накрывает всю суть, ведь пока ты теряешь контроль, пока ладонь сама хватает салфетку, пока рука разгоняет ее до скорости света — ты становишься ИМ. Огромная мощь бежит по венам жидким огнем, сейчас кажется, ты можешь все на свете. Нет никаких границ, никаких пределов и все существует только потому, что ты еще миришься с этим. Ты даже не Бог и не Дьявол, нет, ты выше этих безликих сил! Ты то, что решает: существовать всему остальному, или нет. Ты высшая власть, без которой не может быть жизни. Ты — сама смерть! А когда салфетка, с легкостью, по самый позвоночник перерезала горло продавцу, и все ушло, наступила великая апатия и удовлетворенность. Это можно сравнить лишь с расслабленностью после секса, но овладевшее чувство в тысячи раз сильнее и приятней. Труп упал за прилавок, Барс повернулся к Скорпиону.
— Это было потрясающе! — сказал молодой убийца. — И так каждый раз?
— Бывает по-разному, — сказал Скорпион, лениво допивая пиво. — Все зависит от того, к чему ты приговорил жертву. Можно приговорить к пыткам и тогда удовольствие будет слабее, но более продолжительным. Но самая якая часть, всегда, когда он приходит. Но даже то, что ты сейчас сделал, не идет ни в какое сравнение с заказом.
— Но тогда я ничего особенно приятного не почувствовал, — ответил Барс, залезая в окошко, и доставая из холодильника две бутылки пива. На труп он даже не взглянул.
— Первый заказ просто меняет тебя, вводит в то состояние, когда ты можешь это ощущать. И не только это. Понимаешь, вроде как ты заплатил за вход в клуб и тебе поставили штампик на руку. Ладно, пойдем отсюда. Здесь становится слишком суетно. А по пути я тебе еще кое-что покажу…
Скорпион принял бутылку и легонько ударил по донышку ладонью. Пробка вылетела, хотя пиво даже не зашлось пеной. Сделав глоток, убийца взял Барса под локоть и повел к толпе над трупом.
— Понимаешь, Барс, — начал Скорпион, — убивать можно все что угодно. Все, что находится вокруг тебя, живое или мертвое и даже иррациональное, способно умереть. Такие вещи, как логика или смысл; понятия, вроде пространства и времени. А есть и такое понятие, как человеческое внимание. И даже его убийца может убить. Это сложнее и такие фокусы тебе станут доступны только после нескольких десятков заказов и длительной практики, а я просто хочу показать тебе, что это возможно.
Они мелено приближались к толпе, Барс откупорил бутылку зажигалкой, а Скорпион продолжал:
— Запомни, сложнее всего убить веру. Необязательно веру в Бога, но веру в мир, который все строят вокруг себя. Все обычные люди искренне верят, что земля круглая, что летать невозможно, что надо заводить детей, что секс — это приятно, что болеть — плохо. Но мы не должны в это верить, поэтому приходится убивать, прежде всего, свою веру.
— То есть, если я перестану верить, что летать невозможно, я полечу? — спросил Барс, делая очередной глоток.
— Да, но некоторые вещи убивать очень сложно, ибо они существуют не только потому, что ты в них веришь, но и потому, что в них верят многие-многие люди. Поэтому, чтобы полететь, придется убить веру в полет всех, ну или хотя бы тех, кто тебя в данный момент видит. Однако есть вещи, в которые верят люди слабо, и вера своим глазам именно такая. Вот ее убить легче всего. Смотри.
Они уже почти приблизились к толпе, до нее оставалось всего пара метров. Скорпион все еще держал Барса под локоть, их окружило облако легкого зловония. Старший убийца, ничуть не скрываясь, начал продираться через толпу, просто расталкивая людей. Но самое удивительное, те даже не замечали этого. Вот мужчину грубо оттолкнули и он даже чуть не упал, но как только убийцы прошли, вернулся на прежнее место, будто ничего не произошло. А Скорпион еще пояснял попутно:
— К легко убиваемым вещам относится не только вера тому, что видят остальные люди, но и вера людей их ощущениям. Иногда, людям гораздо легче поверить, что чувства и глаза врут, что не могут вот так в наглую два человека пройти сквозь толпу, просто растолкав ее, не могут переступить через труп, который недавно сделали трупом, — сказав это Скорпион действительно перешагнул через мертвое тело, прямо на глазах у милиции и охраны, но никто не остановил их, все продолжали пялиться на мертвеца и вяло переговариваться.
Они прошли сквозь кольцо людей, и вышли с другой стороны. Барс заметил, Скорпион вспотел и его дыхание немного участилось.
— Хотя это, конечно, не так просто, как кажется на первый взгляд, — сказал Скорпион, отпуская Барса, и присосался к бутылке.
— А мне и не кажется, что это просто, — ответил Барс. — Я вообще не понимаю, как ты это сделал!