Я растерянно кивал. Как ребенок, который заглянул в колодец и увидел на дне сотни звезд. Вдруг снаружи послышались крики.
Юноша кричал: «Я хочу поговорить! Пустите меня, я хочу с ними познакомиться, я поговорить хочу!»
До нас донесся шепот нескольких человек, они пытались его успокоить, просили вернуться обратно в купе. Голос одного из них я узнал. Это был голос скучного англичанина с выговором оксфордского профессора, который недавно приносил инжир. Через некоторое время шум стих. Дверь соседнего купе с грохотом захлопнулась.
Карлик, указывая глазами в сторону соседнего купе, проговорил:
— Маньчжурский принц. Пытался с нами познакомиться. — И глубоко вздохнул: — Ах, бедный мальчик! Они ему вздохнуть лишний раз не дают, а еще ждут, что он создаст философию, которая спасет мир… Поверьте: когда вокруг все стерильно, когда жизнь полна комфорта и покоя, когда ты оторван от мира, то ничего не выйдет. А если и выйдет, то какой-нибудь величайший мыслитель нашего столетия. Вроде Рудольфа Гесса.
— Ага, — согласился я. — Или Говарда Хьюза.
— В двенадцать лет новый Мессия написал удивительную книгу. Прошло уже семь лет, а он так и не смог написать больше ни строчки. Конечно, что можно чувствовать рядом с такими людьми? Они как распорядители на похоронах. О чем можно думать, о чем писать? Все, что я узнал о жизни, я узнал в родном цирке. А еще благодаря любви Изабель.
Он повернулся и с нежностью посмотрел на мартышку. Та стыдливо покачала головой.
— То есть вы родились в цирке? — уточнил я.
— Да, — ответил он. — Я сын карлика-клоуна и одной из самых красивых гимнасток в мире. У нас с маньчжурским принцем есть кое-что общее: моя мать тоже умерла при родах. Кто знает, как сильно страдала бы красавица вроде нее оттого, что она родила такого уродца, как я. В детстве при мысли об этом я пытался убедить себя, будто рад, что мама умерла. Отец так крепко любил маму, что не мог вынести даже моего вида. Оставив меня в том цирке, где я родился, он ушел в другой. Несколько лет спустя он упал с трапеции и разбился. Такая смерть, что не понять — то ли несчастный случай, то ли самоубийство. Меня вырастила цирковая повариха. Она была очень толстой. Она безумно любила меня, потому что была одинока. А Изабель родилась от одной из самых известных цирковых обезьян. Она была такой неказистой и щуплой, а теперь — смотрите, что получилось!
— Ее мать тоже умерла при родах, — съязвил я.
— Да, именно так, — согласился господин карлик. — Обезьяны ведь как люди: им тоже нужна материнская ласка. Другие обезьяны не желали заботиться об Изабель. А она была такой хилой и крошечной. Но такой миленькой, такой хорошенькой… Я взял ее себе и вырастил, дал ей имя, научил всему, что знаю сам; а Изабель взамен сделала меня счастливым.
Повернувшись, он долго смотрел на нее. Изабель опять укрылась своей норковой пелериной и спала, посапывая.
— Я, наверное, вас утомил, — подкупающе заботливо проговорил карлик. — Теперь вы тоже засыпаете.
— Не-ет, ну что вы, — не согласился я. — Ни в коей мере! Мне так интересно вас слушать!
В нашем купе стало очень жарко. За окном в темноте мелькали деревья. Наверное, я заснул.
А когда проснулся, наш поезд уже подъезжал к пункту назначения — моему родному городу. Карлика с Изабель не было. У меня защемило сердце — ведь мы даже не попрощались. Вдруг на корзинке с инжиром я заметил конверт. На нем красивым почерком было выведено мое имя.