На звонок полицейского, стоящего перед искусно отделанной резьбой дверью старинного дома, вышла не полная, но довольно плотная красивая брюнетка, которая, казалось, сошла со страниц альбома 1912 года, если судить по ее внушительному виду.
— Комиссар полиции Гремилли. Мне бы хотелось увидеть месье Лоби.
— Вам повезло, он только что вернулся из лицея. Пожалуйста, проходите.
Коридор, в который провели полицейского, был узким, но уютным благодаря обоям теплых тонов, на которых вырисовывались античные маски, и выдавал живущего здесь интеллектуала. Мадам Лоби опередила Гремилли, открыв дверь изрядно заставленного мебелью кабинета.
— Ренэ, месье хотел бы с тобой поговорить.
Из-за груды книг и тетрадей показался преподаватель. Голос его был столь же холоден, как и во время их встречи в кафе на бульваре Монтеня:
— А, месье комиссар… Пришли брать у меня уроки?
Не дожидаясь ответа гостя, он повернулся к жене:
— Ивонна, позволь представить тебе комиссара Гремилли, который ищет того, кто свел счеты с Элен Арсизак. Месье комиссар, моя жена.
Ивонна мило улыбнулась и перед тем, как оставить мужчин вдвоем, спросила полицейского:
— Надеюсь, месье комиссар, вы не рассчитываете его найти здесь?
После чего она скрылась за дверью, не став, как и ее муж, ждать, что ответит Гремилли. Профессор освободил стул от горы бумаг и предложил его нежданному гостю:
— Прошу, месье комиссар. Слушаю вас.
Подождав, пока Лоби займет свое место за столом, Гремилли спросил:
— Вы преподаете историю, если не ошибаюсь?
— Вы не ошибаетесь.
Его тон не потеплел и не стал менее презрительным, и Гремилли сразу понял, что добиться чего-то серьезного от этого парня с бритым черепом и суровым взглядом сквозь очки без оправы ему не удастся.
— Я буду признателен, если скажете мне, где вы были в ту ночь, когда убили мадам Арсизак.
— У мэтра Димешо.
— С Катенуа и Сонзаем, это мне известно.
— Тогда, зачем вы меня об этом спрашиваете?
— Чтобы услышать это от вас.
— Это наши еженедельные встречи — единственная разрядка, которую я могу себе позволить. Не хватает времени, я уже два года работаю над книгой о Людовике XV, которого мне хотелось бы реабилитировать в глазах общественности.
— Прекрасные намерения.
— На которые вам ровным счетом наплевать.
Решив не нарушить стиля разговора, Гремилли ответил:
— На которые мне ровным счетом наплевать.
— В таком случае, если вам не о чем больше меня спросить…
— Уточню еще одну деталь, с вашего позволения. Если вы отдаете львиную долю своего времени, не считая вашей непосредственной работы, Людовику XV, то каким образом умудрялись еще встречаться с Элен Арсизак?
— Пардон?
— Вы были любовником мадам Арсизак.
— Это вопрос или утверждение?
— Утверждение.
— В таком случае, смею заверить, что вы заблуждаетесь.
— Вы меня поражаете.
— А вы считаете, что я обязательно должен был быть любовником этой дамы?
— Месье Лоби, прошу вас!..
— Если вы требуете, чтобы я принимал ваши слова всерьез, то и говорите серьезно.
— А я и говорю серьезно.
— Незаметно.
— Сожалею, но мое положение требует, чтобы прежде всего принималось во внимание мое мнение. Если я говорю, что вы были на короткой ноге с покойной, причины смерти которой я пытаюсь прояснить, то это значит, что меня в этом заверили.
— Вам не следует прислушиваться к различного рода болтовне.
— Согласен, но данный случай — особый: речь идет об одном из ваших лучших друзей. Как думаете, о ком?
— Не знаю, меня это не интересует.
— Вы производите впечатление очень уверенного в себе человека, месье Лоби.
— Так оно и есть, месье комиссар.
— Автором этого доверительного сообщения является мэтр Катенуа.
— Марк всегда отличался богатым воображением.
— На самом деле?
— Доказательством этому служит то, что каждое воскресенье он убежден, что выиграет пари на три первые лошади.
Оба с неприязнью посмотрели друг на друга. Полицейский спросил:
— Почему вы меня воспринимаете с такой враждебностью, месье Лоби?
— Мне не нравятся люди вашей профессии, мне не нравятся ваши вопросы и мне не нравится, когда кто-то отнимает у меня мое время. У меня другие интересы.