— И тем не менее, это так.
— На чем основываете вы свое…
— Она предпочла мне этого придурка Музеролля. Кто бы мог предположить, а?
— Послушайте. Я не знаю, хорошо ли понимаю, но…
— Все просто, месье комиссар. Она мне очень нравилась, эта Элен Арсизак, такая симпатичная, элегантная. Я бегал за ней так, как ни за какой другой. Я включил всю энергию, применял самые испытанные приемы — так нет же, она, смеясь мне в лицо, заявляет, что не свободна и не может мне ответить взаимностью, потому что она — любовница Музеролля, который ей давал именно то, чего она ждала. Да она просто нахалка!
Пекле некоторого молчания аптекарь добавил меланхоличным тоном:
— Думаю, что именно этот мой провал и вынудил меня окончательно уйти в провансальскую поэзию.
— И как давно случилось это приключение?
— Месяца два назад.
— Но вы мне сами говорили, что после свадьбы…
— Я говорил в общем. Полного исцеления не бывает. Здесь необходимы терпение и желание. Желание у меня есть, а терпения не хватает.
— Доктор Музеролль был с вами у Димешо в ночь убийства?
— Разумеется. Он только и знал тогда, что выигрывал. Он дважды взял большой шлем! Вы представляете! Впрочем, здесь нет ничего удивительного.
— Почему?
— Еще бы! Стоило Лоби увести у него любовницу, как карта так и повалила ему…
Звон разбитой мензурки, которой Гремилли со злостью хватил об пол, заставила аптекаря подскочить в испуге.
Стиснув зубы так, что кровь стучала в висках, комиссар прямо-таки летел к дому доктора Музеролля. Хотевшей было его провести в зал ожидания мадемуазель Тане он заявил раздраженно:
— Не вмешивайтесь не в свое дело! У патрона есть кто-нибудь?
— В настоящий момент нет, но…
Гремилли довольно грубо отстранил молодую женщину и распахнул дверь кабинета, в котором доктор был занят выписыванием рецепта. Тот поднял глаза на своего буйного посетителя.
— Минуточку, прошу вас…
Закончив свои дела, он улыбнулся:
— Вы понимаете, месье комиссар, что входя таким образом, вы могли бы напугать какую-нибудь не совсем одетую клиентку? Пикантный скандал был бы обеспечен. Чем могу вам помочь?
— Ответить мне прямо, долго ли еще вы и остальные будете измываться надо мной?
— Насчет остальных мне ответить трудно, а что касается меня, то мне и в голову никогда не приходило смеяться на вами.
— Тогда, почему вы мне не признались, что у вас была связь с Элен Арсизак?
— Что вы такое говорите! Я был тем, кого она ненавидела больше всех, не считая своего мужа.
— Это в последнее время, а раньше?
— А «раньше» вообще никогда не было.
— А Андрэ Сонзай придерживается другого мнения на этот счет.
— Он всегда мне завидовал. Не знаю, почему, но последнее время он вбил себе в голову, что я хочу отбить у него любовницу.
— Какую любовницу?
— Элен Арсизак, кого же еще?
— Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три…
— Вам нехорошо?
— Послушайте-ка меня внимательно, доктор. Я перетряхну до основания весь ваш клуб и устрою вам грандиозный скандал, если вы будете продолжать мне врать и мешать нормальному ходу следствия!
— Вам будет стоить немалых трудов, комиссар, доказать, что мы лжем — основного заинтересованного лица уже нет с нами.
— В таком случае, вы признаете…
— Я ничего не признаю, кроме того, что на день своей смерти мадам Арсизак была любовницей Сонзая, точно так же, как до этого она принадлежала Лоби и Катенуа.
— То есть, еще одна Мессалина[7], о существовании которой никто и не подозревал?
— Мы провинциалы, обожаем скромность.
— Вы все ненавидели Элен Арсизак и все же ее любили?
— Почти все… А что вы хотите, месье комиссар, в Перигё тоже иногда одолевает скука.
— Неужели вы думаете, что я поверю вам и вашим друзьям?
— А что вам еще остается делать, месье комиссар?
Никогда еще судебному следователю не приходилось видеть, в каком состоянии может находиться комиссар полиции. Пораженный, он смотрел, как Гремилли метался из угла в угол, жестикулировал и кому-то угрожал.
— Вам надо успокоиться, месье комиссар.
— Я успокоюсь только после того, когда они принесут мне свои извинения! Это же форменный заговор! Они отфутболивают меня от одного к другому и предают друг друга самым бесстыдным образом! Подлецы, месье следователь!
Бесси бросил взволнованный взгляд в направлении двери и с удовлетворением отметил про себя, что она обита.