Он был поражен несказанно.
— Елки-палки! — буквально взревел он. — Ты хочешь сказать, что этот Гэллемор вот так просто выложил тебе пять штук?
— Совершенно верно.
— Ну, парень, — сказал Хенри с очень серьезным видом, — у тебя, видать по всему, есть какой-то талант, за который дорого бы дали многие. Получить от бизнесмена пять тысяч под честное слово — это фокус, чтоб мне провалиться!
Возможно, за моим домом наблюдали, потому что, как только мы вошли в квартиру, зазвонил телефон. Я бросился к нему и снял трубку. Это был один из тех голосов, который я и ожидал услышать, но не тот, который я услышал бы с наибольшим удовольствием.
— Утро вечера мудренее, Гейдж. Что ты теперь думаешь о нашем деле?
— Теперь у меня другой взгляд на него, и, если мне будет обещано достойное джентльмена обращение, я готов совершить с вами эту сделку.
— Ты хочешь сказать, что приготовил фанеру?
— Если вы имеете в виду деньги, то они у меня при себе.
— Тогда тебе нечего волноваться. Получишь свои кругляшки в целости. Только учти, мы такими делами занимаемся не первый год, и нас не проведешь.
— Прекрасно вас понимаю, — сказал я. — Жду инструкций.
— Слушай внимательно, Гейдж. Сегодня ровно в восемь вечера будь в районе Пасифик Палисейдс. Знаешь, где это?
— Конечно, это жилой район рядом с полями для игры в поло.
— Правильно. Там есть единственная аптека, которая открыта до девяти. Так вот, ровно в восемь сиди в ней и жди звонка. Приезжай один. Один, слышишь? Никаких полицейских или приятелей с тяжелыми кулаками. Там местность такая, что мы хвост сразу же засечем. Понял?
— Разумеется. Я же не полный кретин, — ответил я.
— И не вздумай подсовывать нам куклу. Деньги сразу же будут проверены и пересчитаны. Оружия не бери. Тебя обыщут, и к тому же у нас достаточно людей, чтобы все время держать тебя на мушке. Твою машину мы знаем. Так что без фокусов, и дело пройдет гладко. Только так мы и привыкли работать. Кстати, какие у тебя деньги?
— Стодолларовые банкноты и лишь несколько из них новые.
— Вот и умница! Тогда до восьми. Веди себя хорошо, Гейдж.
Трубка щелкнула мне в ухо, и я положил ее. Почти в ту же секунду телефон зазвонил снова. На этот раз это был тот самый голос.
— О, Уолтер! — воскликнула Эллен. — Я была несправедлива к тебе. Прости меня, ради всего святого. Мистер Гэллемор мне все рассказал, и теперь я очень за тебя боюсь.
— Бояться совершенно нечего, — сказал я с теплотой в голосе. — А миссис Пенраддок знает?
— Нет, милый. Мистер Гэллемор просил меня ничего ей не говорить. Я звоню тебе из магазина на Шестой улице. О, Уолтер, мне и в самом деле страшно. Хенри пойдет с тобой?
— А мне совершенно не боязно, — постарался успокоить ее я. — К сожалению, мы уже обо всем договорились. Они не позволят этого, и мне придется идти одному.
— О, Уолтер! Я просто в ужасе. Неизвестность просто невыносима.
— Бояться абсолютно нечего, — повторил я. — Это обычная сделка. И в конце концов, я же не ребенок.
— Хорошо, Уолтер, я очень постараюсь быть смелой. Но только ты должен дать мне одно маленькое, ну просто малюсенькое обещание.
— Ни капли! — заверил я. — Можешь мне верить: ни единой капли я себе не позволю.
— О, Уолтер!
Мы еще немного поболтали о вещах, приятных для меня, но вряд ли интересных кому-то еще. Потом мы простились, и я пообещал, что позвоню немедленно, как только моя встреча с мошенниками состоится.
Бросив трубку и повернувшись к Хенри, я обнаружил, что он тянет виски прямо из бутылки, которую достал из своего кармана.
— Хенри! — крикнул я возмущенно.
Не отрываясь от бутылки, он смерил меня взглядом, в котором читалась решимость.
— Слушай, друг, — сказал он. — Из твоего с ними разговора я все понял. Тебе придется встречаться с этими подонками где-то в темном месте среди густых зарослей. Я отлично знаю, чем кончаются такие встречи. Они дадут тебе по башке и оставят валяться без чувств, а сами удерут, прихватив и денежки, и ожерелье. Нет, так дело не пойдет! Верно тебе говорю: не пойдет!
Последние слова он почти прокричал.
— Хенри, — возразил я ему спокойно. — Это мой долг, и я обязан его выполнить.
— Ерунда! — усмехнулся Хенри. — Ты, конечно, чокнутый, но парень в общем-то славный. И я говорю: нет. Хенри Эйхельбергер из Висконсина — а впрочем, меня можно назвать и Эйхельбергером из Милуоки — говорит решительно: нет. А слово мое твердое.
И он еще раз приник к горлышку бутылки.
— Ты вряд ли сможешь помочь делу, если нарежешься, — заметил я довольно-таки язвительно.