— Дорогой Дэн, мне надо сказать вам нечто важное! Идемте в гостиную!
— Не сейчас, моя милая, — твердо заявила миссис Хаддингтон. — С Дэном сможешь поговорить и позднее.
— Мама, ты не понимаешь! Мне надо сообщить ему кое-что именно сейчас!
— Не забывайся, моя дорогая! Ты должна остаться и развлекать Ланса и мистера Харта. К тому же пообщаться с Дэном нужно мне самой.
— Потом посплетничаем, Синни, — улыбнулся Сэтон-Кэрью.
Синтия надула губки и собралась протестовать, но не успела вымолвить даже слова: ее раздраженная мамаша потащила Сэтона-Кэрью в библиотеку, чтобы, как она объяснила, обсудить с ним мелкие детали предстоящего карточного состязания.
— До чего же противные люди! — поморщилась Синтия. — Где мой кофе? Благодарю, Тимоти, вы ангел! Вы налили его для меня?
Затем она, как притянутая магнитом, заскользила в угол комнаты к радиоприемнику и, включив его, занялась настройкой. Лорд Гизборо направился к ней, а Тимоти, воспользовавшись возможностью, тихонько сказал Бьюле:
— До чего весело! Выдался тяжелый день? На тебе лица нет.
— Где твоя вежливость? Я ожидала иного от обольстительного мистера Харта, обладателя образцовых манер!
— То ли еще будет!
Благоговейный голос диктора предупредил, что сейчас по третьей программе прозвучит произведение Моцарта. «Это малоизвестное произведение, — продолжил он, растягивая слова, словно обращаясь к умственно отсталым, — Моцарт сочинил в восемнадцать лет. Первоначально оно…»
— Господи! — И Синтия стала искать в эфире что-нибудь другое.
Ее действия не вызвали возражений.
— Все верно, — заметил Тимоти. — Часто удовольствие от концерта идет насмарку из-за покровительственного голоса, сообщающего кучу фактов, которые я сам раскопал бы, возникни у меня желание.
— Радиопрограммы предназначены не для горстки привилегированных слушателей, имеющих возможности и досуг, чтобы достигнуть вашего уровня культуры, — воинственно заявил Гизборо.
— Радиопрограммы вообще не предназначены для культурных людей, — возразил Тимоти. — Часто они бывают нацелены либо на совсем безмозглых, либо на тех, кто намерен без малейших усилий приобрести кое-какие знания. Помню пятнадцатиминутный рассказ про битву при Ватерлоо. Весьма нравоучительно!
— Все лучше, чем беспрерывное унылое прославление Маленького Человека, — сказала Бьюла.
— Полагаю, — презрительно промолвил Гизборо, — вы из тех, кто воображает, будто историю творит так называемый Великий Человек?
— Да, я из них, — кивнула она.
— О, небо! Женщине не пристало так говорить! — поразился Тимоти. — В следующий раз вы объявите, что соревноваться в беге могут лишь быстроногие!
Гизборо покраснел от раздражения, но его ответ утонул в какофонии звуков, извлеченных из приемника Синтией, не оставлявшей попыток настроиться на приемлемую программу. Пока она это делала, разговор был невозможен, а когда, отчаявшись, выключила приемник, в комнату уже вернулась миссис Хаддингтон с сообщением о приходе первого гостя. Она тоже раскраснелась, что наводило на мысль: ее беседа с Дэном Сэтоном-Кэрью получилась не вполне удачной. Губы были сжаты, ноздри, наоборот, раздувались. Прошло время, прежде чем хозяйка сумела снова натянуть на лицо светскую улыбку. Она повела гостей наверх, в гостиную, не слишком вежливо приказав Бьюле проследить, чтобы из будуара убрали чашки из-под кофе, и ушла встречать Сидни Баттеруика.
Глава 6
Пока у Баттеруика забирали шляпу и пальто, вели его вверх по лестнице, где появление гостя караулил Фримби, чтобы провозгласить его имя, пришли другие. Миссис Хаддингтон заняла позицию в двери, ведшей в переднюю половину гостиной. Ввиду L-образной формы комнаты это помещение было обращено к лестнице и располагалось под прямым углом к двери, открывавшейся в заднюю половину. В гостиной картежников ждали восемь карточных столов, еще три установили в библиотеке на первом этаже.