— Знаю, — кивнул Хемингуэй. — Но я попросил ваше полное имя. — Их взгляды встретились: Бьюла смотрела с вызовом, он — требовательно. — Имя Бьюла я помню, но у вас есть, кажется, и другое имя, иностранное. И фамилия ваша была не Бертли.
— О чем вы говорите?
— У меня цепкая память на лица, ваше я бы ни за что не забыл.
— Это ошибка. Вы считаете, что знаете меня, а я вас никогда в жизни не видела.
— Нет, потому что я не имел отношения к вашему делу. Просто оказался в тот день в суде. Предлагаю поговорить серьезно. Не надо врать, ложь меня утомляет. Имя?
Сначала у нее был такой вид, будто она не намерена отвечать, но потом Бьюла угрюмо произнесла:
— Франческа Бьюла Бертли Мериден.
— Так и знал, что имя иностранное, — пробормотал Хемингуэй, записывая услышанное. — Вам тогда дали девять месяцев? Растрата?
— И подлог.
— Сколько вам лет?
— Двадцать четыре.
— Родители?
— Умерли.
— Другие родственники?
— Есть дядя — хотя он предпочел бы, чтобы я о нем не вспоминала. Он не давал о себе знать с момента моего заключения. Наверное, уже забыл о моем существовании. Ему отлично удается забывать о неприятностях. — Бьюла мрачно взглянула на него. — Какое это имеет отношение к происшедшему здесь? Наверное, вы думаете, что раз меня признали виновной в краже и подлоге, то на меня можно повесить и это убийство?
— Без улик нельзя. Хотя опытный полицейский сумел бы состряпать изобличающие вас улики, верно? Избавьте меня от этого лепета! Вы не представляете, сколько раз я все это слышал. Вы давно знали Сэтона-Кэрью?
— С тех пор как вышла из тюрьмы.
— Где вы познакомились?
Бьюла замялась.
— Выкладывайте! — сказал Хемингуэй. — Что ему от вас понадобилось? Он любил протягивать руку помощи оступившимся дурочкам? Или это было светское знакомство?
— Нет. Мне посоветовали обратиться к нему. Сказали, что Сэтон-Кэрью найдет мне работу.
— Кто сказал?
— Одна женщина.
— Случайно, не из службы занятости?
— Нет, сокамерница.
— Любопытно! — воскликнул Хемингуэй. — Только не трудитесь убеждать меня, будто не ходили в службу занятости и в полицейский участок, потому что это я и так знаю и хочу обсудить совсем другое. С чего та женщина взяла, что Сэтон-Кэрью найдет вам работу?
Она усмехнулась:
— Не знаю. То есть тогда не знала… Еще полгода назад за мной следили. Наверное, она думала, что Сэтон-Кэрью найдет мне применение. Так и получилось: он направил меня к миссис Хаддингтон. Это устроило всех: Сэтон-Кэрью получил ее признательность, она — секретаря, которая безропотно сносит все ее издевки, я — твердую заработную плату.
— Похоже на благотворительность, вам не кажется? Чем занимался Сэтон-Кэрью?
— Понятия не имею.
— Бросьте! — прикрикнул Хемингуэй. — Вы пару раз намекали, будто он был дурным человеком, то есть вы кое-что о нем знали. Перестаньте изображать Красную Шапочку, я не Серый Волк! Серый Волк пугал бы вас наказанием за то, что не явились в полицию после условно-досрочного освобождения, а я, обратите внимание, об этом помалкиваю. Вы попали в переплет, и лучший выход — выложить все начистоту.
— Я думала, до угроз еще далеко! — усмехнулась Бьюла.
Хемингуэй вздохнул:
— Пока вы здесь единственная с судимостью. У вас нет алиби. Вы купили проволоку, которой Сэтон-Кэрью был потом задушен. Если из этих слагаемых у вас получается не та сумма, что у меня, то вы гораздо умнее, чем я предполагал! Хотя это мало о чем говорит, — добавил он язвительно.
Бьюла прищурилась и заговорила сквозь стиснутые зубы:
— Слушайте! Было время, когда Красная Шапочка считала полицейских своими ангелами-хранителями и думала, что надо всегда говорить им правду. Потом она поняла, что ошибалась, и решила больше не попадать в ловушку. Я не намерена ничего вам выбалтывать, старший инспектор! Одно вам скажу: Сэтона-Кэрью убила не я, хотя жалею, что сделать это не пришло в голову мне самой. Сумеете повесить это на меня — удачи! Мне безразлично! Я знаю, в какой ад превращается жизнь отпущенного на свободу заключенного. Лучше умереть! Нисколько не сомневаюсь, что вы не станете скрывать мою биографию, а раз так, то лучше уж идите до конца. Арестуйте меня за убийство!
— Сами знаете, как я ограничен в действиях, — возразил Хемингуэй. — Нам, полицейским, приходится соблюдать осторожность. Раструбить о вашей судимости значило бы нарушить правила.
Бьюла бросила на него быстрый взгляд: