В 1978 году Кельвин Кляйн был уже признанным создателем моды и предпринимателем. Если ему и пришлось подождать несколько лет с выходом на международную арену, то его соотечественники, шикарные и благородные, сразу возвели его на пьедестал формировавшейся американской моды. Особенно его полюбил Нью-Йорк, никогда не спящий город, который позиционировал себя как эпицентр спокойной жизни, несмотря на разгул преступности. «В середине семидесятых американская мода еще находилась в поиске своей самобытности. У нее пока не было, как в Европе, и особенно в Париже, своей истории, прочно связанной с историческим наследием и коллективной памятью. В ту эпоху Кельвин Кляйн вместе с Ральфом Лореном и Донной Каран представлял будущее американской моды, все еще пребывающей в стадии становления», – писал Нэнси Дейл, историк моды, профессор Университета Нью-Йорка.
Кельвин Кляйн родился 19 ноября 1942 года в Нью-Йорке, в либеральной еврейской семье. Его отец, Лео, эмигрировал из Венгрии, а мать, Флора, родилась в семье, происходившей из Австро-Венгерской империи. Лео, совместно с братом, владел сетью небольших продовольственных магазинов, а Флора от случая к случаю работала кассиром в каком-нибудь из магазинов мужа. У Кельвина, младшего из сыновей, были старший брат Барри и маленькая сестренка Алексис. Несмотря на авторитарный характер матери, детство у него было счастливое. Он часто гостил у бабушки по материнской линии, где чувствовал себя свободно и спокойно: «Я был очень близок с бабушкой, почитавшей традиции. Она кроила и шила одежду для многих модельеров, и именно с ней я понял, в чем состоит мое призвание» [3].
Родители поощряли его выбор. Флора, которую все называли Фло, могла часами бродить по длинным рядам магазина уцененных товаров Loehmann’s в поисках платья, блузки, туфель на низких каблучках или какой-нибудь блестящей брошки. Кокетливая и элегантная, она воспитала в детях любовь к красоте. А потому, когда она заметила, что ее младшего сына больше интересуют ее угольные карандаши и блокноты для зарисовок, чем мультики, она не стала возражать. Наоборот, всячески его поощряла. И совершенно естественно, что после колледжа он поступил в престижный Технологический институт моды.
Однако, хотя и Кельвину нравились благородные ткани, шелка, тафта и хлопок тщательной выделки, институтский академизм нагонял на него тоску. Он жаждал деятельности, ему хотелось, чтобы все двигалось и менялось, и чем стремительней, тем лучше. Параллельно с учебой он по выходным и на каникулах подрабатывал в разных ателье то курьером, то кладовщиком в Гармент, квартале, который, как и парижский Сантье, называли «округом одежды» на Манхэттене. Окончив Технологический институт моды в 1962 году, он впервые занялся работой по специальности: рисовал наброски моделей для Дэна Мильштейна, короля этого бурного квартала, чьи пошивочные мастерские пальто и костюмов господствовали над конкурентами. Хотя считается, что талант Кельвина Кляйна неожиданно и ярко проявил себя в девяностые годы, все, что стало сутью его элегантных минималистских моделей, чувствовалось в них еще в семидесятые.
В 1968 году он основал общество, назвав его своим именем и связав с именем своего верного друга и компаньона, Барри Шварца. Что было их коньком и козырем? Предлагать покупателям одежду скромную, но эффектную, с ясными и простыми линиями, хорошо подходящими к прямым пальто. Его элегантные приталенные платья и легкие брюки прекрасно подходили и деловым женщинам, и праздным дамам из богатых кварталов. Он постепенно намечал контуры того, что позже назовет минималистическим течением в моде и чему будет верен на протяжении всей карьеры. Это он неоднократно разъяснял в прессе: «Я расскажу вам, почему так люблю минимализм: у моей мамы была страсть к украшениям и нарядам. Когда я был маленький, мы жили в очень щедро украшенном доме. Каждый квадратный сантиметр представлял собой какой-то сюжет, рисунок или объект. От этой пестроты у меня болели глаза, и я все это возненавидел. Позже, когда уже учился в институте, я открыл для себя иной стиль, другой образ жизни, и особенно – японскую эстетику с ее успокаивающей черно-белой цветовой гаммой. Именно тогда я и понял, что в душе я минималист, и навсегда остался верен этому стилю, ни на шаг не отступая от него ни в моде, ни в где-либо еще. Но я не стремлюсь к примитивности в процессе работы: все мои выкройки, фасоны и материалы, которыми я пользуюсь, чрезвычайно сложны и хитроумны» [4].