Зато консьерж сообщил ценную информацию. Он проживал в маленькой квартирке в полуподвале слева от входа, середина окон которой, находившихся за узким приямком, располагалась на уровне тротуара. Восемь каменных ступенек вели к входной двери здания, ведущей в холл. В любую квартиру можно было попасть только таким путем, конечно если не пробираться через крышу.
Консьерж предпочитал сидеть в передней комнате своей квартирки особенно ближе к полудню, когда заканчивались его утренние обязанности, — в такой позе, чтобы видеть ступеньки снаружи, читая газету и время от времени поглядывая на поднимающихся к входу и спускающихся на тротуар. Таким образом он мог обозревать всех входящих, угадывая по их поведению, требуются ли его услуги, но выходящие были видны ему только со спины, если не сворачивали в сторону его квартиры — тогда он наблюдал их в профиль, когда они проходили мимо.
Консьерж был старым армейским сержантом и членом корпуса ветеранов. Морсби считал его не только надежным, но и толковым свидетелем.
Консьерж сообщил перечень незнакомцев, входивших в дом от без нескольких минут двенадцать, когда он занял свой пост в кресле, и часом, когда его позвали обедать. Конечно, консьерж не мог поручиться за точность, но уверял, что не жалуется на память. Во всяком случае, Морсби перечень вполне удовлетворил.
Незадолго до полудня в дом вошла девушка, в которой консьерж опознал актрису и которая пробыла внутри всего несколько минут. Минут в пять первого пришел молодой человек, похожий на электрика или водопроводчика, — консьерж не видел, как он уходил. Сразу после него пришла старая женщина, а за ней, около четверти первого, пожилой мужчина с бородой, в цилиндре и очках в золотой оправе, напоминающий семейного адвоката, — выйдя из дома минут через двадцать, он уехал в такси. Во время его пребывания в дом вошел еще один мужчина, который вышел через десять минут с девушкой, проживающей в одной из квартир. Между половиной первого и часом пришли одна или две женщины, и наконец, без нескольких минут час, прибыл джентльмен, который, по-видимому, спешил. Он выскочил из такси, заплатил водителю и взбежал по ступенькам, ноне так быстро, чтобы консьерж не успел его рассмотреть.
Это был красивый, хорошо сложенный и хорошо одетый мужчина среднего роста, лет от тридцати до сорока, с темными усиками, в синем пальто, шляпе-котелке, который держал в руке замшевые перчатки. Консьерж не сомневался, что смог бы его узнать, если бы увидел снова. Он не заметил, как посетитель уходил, потому что через несколько минут его позвали обедать.
— Это и был наш человек, мистер Шерингэм, — закончил Морсби.
— Молодчина ваш консьерж! — одобрил Роджер.
Они сидели в маленькой гостиной жертвы. Тело уже забрали, и предписание не трогать мебель было снято. В квартире остались только Морсби и Грин даже инспектор Такер удалился составлять рапорт. Очевидно, полиция пришла к выводу, что на месте преступления больше ничего не удастся обнаружить. Тем не менее констебль все еще дежурил у входной двери.
Инспектор Грин, сверливший Роджера долгим немигающим взглядом, наконец принял участие в разговоре:
— Теперь нам остается только идентифицировать его, мистер Шерингэм. Может быть, подскажете, как нам это сделать?
— О, это рутинная работа, — улыбнулся Роджер. — Предоставляю ее вам.
Грин хмыкнул и отвернулся, не улыбнувшись в ответ. Но Роджер знал, что, несмотря на свою неприветливость, Грин весьма толковый детектив, хотя и не слишком соответствует общепринятому представлению о таковом.
Роджер снова обратился к Морсби:
— Как насчет такси, в котором он прибыл? Вы, конечно, сможете его отследить?
— Мы, безусловно, отыщем водителя, хотя не знаем, сумеет ли он нам помочь. Как бы то ни было, он наша главная надежда. Но, мистер Шерингэм…
— Да?
К удивлению Роджера, Морсби выглядел смущенным, даже почти робким, а робкий старший инспектор — уже само по себе явное противоречие.
— Да? — повторил Роджер, так как Морсби, казалось, испытывает затруднения.
— Ну, думаю, у меня есть неплохая мысль насчет того, кем может оказаться наш человек. — Инспектор походил на ребенка, который стесняется признаться в каком-то проступке.
Роджер подумал, не испытывает ли Морсби чувство вины за то, что опередил его в разгадке тайны, хотя до сих пор инспектор не проявлял подобной щепетильности.
— Уже? — отозвался Роджер таким тоном, словно говоря: «Все в порядке, дитя мое, но больше так не делай». Очевидно, он сам это почувствовал, так как быстро добавил: — С вашей стороны это необычайно ловко.