Он образумился, но в нем все еще сидел прежний черт, составлявший ему по части юмора неплохую, но довольно опасную компанию. Он повидал людей и места. Научился на многое смотреть сквозь пальцы. Кроме того, в нем чувствовались свежая жизненная сила и откровенность, которые, видимо, нарушили сонную атмосферу Ланкастер-Гейт. У него была приятная усмешка. Он очень любил пиво, детективные рассказы и покер. Во всяком случае, казалось, что у вернувшегося блудного сына все шло хорошо; но я думаю, что он был одинок.
Потом что-то произошло – более чем неожиданно, потому что незадолго до этого я услышал от своей сестры, что, как «предполагалось», он помолвлен и собирается жениться. Упомянув имя девушки – Мэрион Латимер, – моя сестра оживила вечер, по-тарзаньи быстро облазив ее генеалогическое древо. Когда все его ветки были протестированы, моя сестра мрачно улыбнулась, зловеще посмотрела на канарейку и сказала: мол, надеюсь, все обойдется.
Но что-то произошло. Холлидей был одним из тех, кто всегда окружен собственной аурой. Мы почувствовали перемену в клубе, хотя он общался с нами как обычно. Никто и словом не обмолвился об этом; Холлидей бросал на нас пронзительные взгляды и изображал из себя весельчака, но он явно был чем-то смущен. Что-то было не так с его смехом. Тасуя карты, он иногда просыпал их на стол, поскольку не следил за ними. Так продолжалось неделю или две, и это все выглядело не очень-то приятно. Затем он вообще перестал приходить.
Однажды вечером после ужина я коротал время в курительной комнате. Я только что заказал кофе и погрузился в одно из тех вязких болот скуки, когда окружающие кажутся на одно лицо. Шел дождь, и большая, обитая коричневой кожей курительная комната была пуста. Тупо уставившись в газету, я праздно сидел у камина, когда вошел Дин Холлидей.
Что-то в его походке заставило меня немного приподняться. Он неуверенно огляделся и остановился.
– Привет, Блейк, – сказал он и сел поодаль.
Мы оба испытывали неловкость от молчания. То, что было у него на уме, витало в воздухе, ощущалось повсюду, было таким же осязаемым, как огонь, на который он смотрел. Он хотел меня о чем-то спросить, но не решался. Я заметил, что его ботинки и края брюк были заляпаны грязью, как будто он долго шел пешком. Казалось, он не замечал, что зажатая в пальцах сигарета уже погасла. Теперь на его лице не осталось и следа от прежнего юмористического настроя.
Я смял свою газету. Вспоминая об этом впоследствии, полагаю, что именно тогда мой взгляд упал на небольшой заголовок внизу первой полосы: «СТРАННАЯ КРАЖА В…», но в тот момент я не обратил на это внимания.
Холлидей расправил плечи и совершенно неожиданно поднял голову.
– Послушай, Блейк, – торопливо сказал он. – Я считаю тебя довольно разумным парнем…
– Ну так что там у тебя случилось? – спросил я.
– А… – Он откинулся на спинку стула и пристально посмотрел на меня. – Только если ты не примешь меня за безмозглое трепло. Или за болтливую старуху. Или…
Когда я покачал головой, он нетерпеливо махнул рукой:
– Подожди, Блейк. Подожди немного. Прежде чем я расскажу тебе об этом, позволь узнать, готов ли ты помочь мне в деле, которое иначе как идиотским не назовешь. Я хочу, чтобы ты…
– Продолжай.
– …провел ночь в доме с привидениями.
– Что в этом идиотского? – спросил я.
Он хмыкнул:
– На такое начало я и не надеялся! Короче, не хотелось, чтобы ты посчитал меня сумасшедшим. Видишь ли, меня не интересует это чертово дело, во всяком случае не интересовало. Они могут вернуться, а могут и не вернуться. Я не знаю. Все, что я знаю, это что если все будет продолжаться в том же духе, то – я не преувеличиваю – двумя жизнями на этом свете станет меньше.
Затем он сник и, глядя на огонь, заговорил каким-то отрешенным голосом:
– Видишь ли, месяцев шесть назад все это показалось бы диким абсурдом. Я знал, что тетушка Энн собиралась к медиуму или к медиумам. Я знал, что она убедила Мэрион пойти с ней. Что ж, черт возьми, я не вижу в этом ничего плохого. – Он поерзал на стуле. – Полагаю, если я и подумал тогда об этом, в чем не уверен, то не более как о чудачестве, вроде игры в пазлы. Я, конечно, предполагал, что Мэрион при этом, по крайней мере, сохранит свое чувство юмора… – Он поднял глаза. – Скажи, Блейк, ты веришь в спиритизм?
Я сказал, что всегда буду готов принять весомые доказательства его существования, но пока что с этим ни разу не сталкивался.
– Интересно, – задумчиво произнес он. – Весомые доказательства. Ха. И все-таки, что это за чертовщина? – Короткие пряди его каштановых волос упали на лоб; глаза были полны горячего недоуменного гнева; скулы напряглись. – Думаю, что этот человек – шарлатан. Ну да ладно. Но я сам пошел в богом забытый дом, один – там больше никого не было, никто не знал, что я пойду. – Он помолчал. – Послушай, Блейк. Я мог бы рассказать тебе всю историю целиком, если ты не против. Я не хочу, чтобы ты оставался в неведении. Но я бы предпочел, чтобы ты ни о чем не спрашивал. Я хочу, чтобы ты отправился со мной сегодня вечером в один дом в Лондоне и сказал мне, видишь ли ты или слышишь что-нибудь такое… А если что-то увидишь или услышишь, сможешь ли объяснить это естественными причинами. Попасть в этот дом не составит никакого труда. На самом деле, он принадлежит нашей семье… Пойдешь со мной?