Звонок.
— Ты ответишь? — послышался снизу бабушкин голос.
Далила бегом сбежала вниз, пробежала на кухню и схватила трубку как раз в тот момент, когда уже раздался четвертый звонок, молясь про себя, чтобы из нее послышался мамин голос.
— Алло?
— Далила, — небрежно произнесли на другом конце.
Далила сразу поняла, кто это. Его голос таил в себе такую же угрозу, как и весь его внешний облик.
— Мистер Гамильтон, — ответила она. Значит, мать все-таки зашла в «Честерс»? И сейчас сидит там? Или что-то и впрямь случилось?
— Я видел, что ты заходила, — сказал Кэл Гамильтон, — но не успел с тобой поговорить, ты уже ушла.
— Далила, кто это? — Бабка появилась в дверях кухни. — Это твоя мать?
Далила отрицательно покачала головой.
— Мистер Гамильтон, — прошептала она. — Мистер Гамильтон, все в порядке? Моя мать…
— Я тут хотел попросить тебя забежать к нам в субботу днем на несколько часов, чтобы составить моей жене компанию, — перебил он, как будто не расслышав. — Мне надо будет отлучиться, а ты же знаешь, что Фиона не любит оставаться одна.
— Да, конечно, — ответила Далила, хотя ничего такого она не знала. Все предыдущие разы Фиона едва обмолвилась с ней парой слов. Скорее это походило на присмотр няньки за младенцем, к тому же довольно жутковатым. Она бы ни за что не согласилась, если б мистер Гамильтон не платил ей двадцать долларов в час. — Он хочет, чтобы я пришла к ним в субботу, — начала она, вешая трубку, но бабушка уже повернулась к ней спиной.
Во двор въехал автомобиль. Далила молча помолилась, зажмурившись.
— Всем привет, — прокричала с порога Кэрри. — Есть кто-нибудь живой?
Далила испустила глубокий вздох облегчения. Мать вернулась живая и невредимая. Она не попала в аварию и не стала жертвой маньяка. И не важно, что ее не было дома почти шесть часов, что она никому ничего не сказала и даже не позвонила предупредить, что ее не будет к ужину. Главное, что она вернулась.
— Где ты была, черт тебя побери? — прорычала Роуз, решительным шагом входя в гостиную. — Мы чуть с ума не сошли от волнения!
— Не валяй дурака, — ответила Кэрри, нетерпеливо отмахнувшись от матери. На ней были облегающие брючки в красную и белую клетку и облегающая белая майка. Длинные платиновые локоны свободно рассыпаны по плечам. Между ремешками красных босоножек на высоченных шпильках виднелись красные ногти.
— Я же говорила, что могу задержаться. — В руке Кэрри держала большой коричневый пакет. — Ну хватит злиться! Я купила вам подарки.
— Где ты была? — спросила Далила.
— В «Блумингдейлз»,[22] — промурлыкала Кэрри, открывая пакет.
В «Блумингдейлз»? — повторила про себя Далила. Ближайший «Блумингдейлз» находится в Форт-Лодердейле.
— Ты ездила в Форт-Лодердейл?
— Мне захотелось купить моей девочке какую-нибудь милую вещичку. — И она вытащила из сумки голубой хлопчатобумажный свитер и приложила его к своей шарообразной груди.
Далила никогда в жизни не видела такого красивого свитера.
— Классный. — Она с жадностью протянула руку, рассматривая фирменный лейбл.
— Надеюсь, ты не забыла про мои таблетки? — сказала Роуз.
— Разумеется, забыла! — Кэрри порылась в своей красной кожаной косметичке и бросила матери маленький пластмассовый пузырек.
— Хорошо, что они не сразу мне понадобились.
— Пожалуйста! — хмыкнула Кэрри.
Далила проверила размер и ощутила болезненный укол в сердце.
— Кажется, он мне немного маловат, — разочарованно прошептала она, чувствуя, что вот-вот разревется.
— Это средний размер.
— А у меня большой.
Мать улыбнулась:
— Значит, у тебя будет стимул сбросить несколько фунтов. — И она взяла у нее свитер. — А пока я его сама поношу. Так что здесь произошло? Я что-то пропустила?
— Пропала Лиана Мартин, — сказала Далила, глядя, как мать укладывает свитер обратно в пакет.
— Что значит пропала?
— Шериф Вебер сказал, что никто не видел ее со вчерашнего дня.
— А когда это ты говорила с шерифом Вебером?
— Сегодня вечером. Бабушка Роуз сильно беспокоилась за тебя и отправила меня на поиски.
— Ну ты даешь, мама! — раздраженно сказала Кэрри. — Я же говорила, что могу задержаться. Зачем сеять панику!
— Ты не сказала, что поедешь в Форт-Лодердейл.
— Это было спонтанное решение. К тому же я уже большая девочка и не должна во всем перед вами отчитываться.
— Мне не нравятся эти штаны, — вместо ответа сказала Роуз.
— Надо позвонить шерифу Веберу, — вмешалась Далила. — Сказать, что ты вернулась.
— Почему тебе не нравятся эти штаны?
— Потому что они тебя полнят, — сказала Роуз.
— Вот как?
— А по-моему, они тебе очень идут, — высказалась Далила, вставая на сторону матери.
— Вы только посмотрите, кто это говорит, — фыркнула Роуз.
— Как поживает шериф Вебер? — спросила Кэрри. — Он переживал из-за меня?
— Во всяком случае, попросил, чтобы я позвонила ему, если ты не вернешься к полуночи. Кажется, он обеспокоен из-за Лианы.
— Из-за Лианы?
— Из-за Лианы Мартин, — напомнила Далила.
— Это дочь Джуди Мартин, — встряла Роуз. — Вот уж действительно красивая женщина.
— Ты так думаешь? — спросила Кэрри. — Мне ее внешность всегда казалась посредственной. А ты как считаешь, солнышко?
— По-моему, ты намного красивее, — ответила Далила, впрочем, не совсем уверенная, в своих словах.
— Спасибо, мой ангел. Вот видишь, мама? Далила считает, что я гораздо красивее Джуди Мартин.
— Что это у тебя на подбородке, прыщик? — спросила Роуз.
— Что? Где? — Кэрри немедленно бросилась к маленькому зеркалу в прихожей. — Что ты несешь? Нет здесь ничего.
Далила усмехнулась и пошла на кухню. «Теперь всю ночь будут пререкаться», — думала она, набирая номер шерифа. Она сообщила ему, что мать вернулась и что ей очень неловко, что она причинила ему столько ненужных беспокойств.
— Про Лиану что-нибудь известно? — напоследок спросила она.
— Ничего, — сухо ответил он.
— Ничего, — повторила она, прислушиваясь к перепалке, доносившейся из соседней комнаты. Несколько секунд она слушала, потом открыла ближайший ящик, вытащила оттуда ложку, придвинула к морозильной камере белый плетеный стул и прямо из контейнера стала доедать остатки мороженого.
6
Дневник убийцы
Память поразительная вещь. Воспоминания формируют нас, создавая фон для повседневной жизни, предпосылки наших поступков зачастую предопределяют наши сомнительные решения. То, кем мы являемся сегодня, неразрывно переплетено с воспоминаниями о том, какими мы были вчера и еще раньше. Все это будто нити большого узорчатого гобелена — какие-то яркие эпизоды из прошлого, выхватывающие, как луч прожектора, недавние наши разочарования, первую любовь. Или ненависть. Выдерните одну нить — гобелен распустится. Кто, как и с кем обошелся; любимые блюда; многочисленные навыки, которыми мы сумели или не сумели овладеть; любимые фильмы; музыка, под которую мы когда-то танцевали; кинозвезды, которыми мы восхищались, и политики, которых мы недолюбливали — если мы не сможем вспомнить таких простых вещей, то кем же мы тогда станем?
Нас формирует наша память. Без нее мы были бы обезличены и не имели бы ровным счетом ничего.
Эти несчастные создания, пережившие собственную память и теперь рыдающие от одиночества в больничных коридорах, рыдают не от боли в печени или желудке. Это агония людей, забывших о том, кто они, и их уши тщетно пытаются услышать в этих воплях звук знакомого голоса. Они живут в нескончаемом настоящем, а это и есть ад.
Я не хочу дойти до такого. Надеюсь, что, если когда-нибудь у меня разовьется болезнь Альцгеймера или еще что-нибудь похуже, у кого-нибудь хватит ума приставить мне дуло к виску и спустить курок. Думаю, Лиана Мартин была бы счастлива оказать мне такую услугу, но, к сожалению, ей не представится такая возможность.