— А, ты дома, — говорит она, очевидно испугавшись. Ее короткие темные волосы курчавятся от влаги, а на подмышках голубого сарафана образовались маленькие полукружья пота.
— Да, — киваю я.
— А что, нельзя было открыть дверь, когда я стучалась?
— Здесь ничего не слышно.
— Как это не слышно?
— Как ты вошла?
Она машет у меня перед лицом ключом.
— Твоя мать оставила мне запасной ключ. На всякий пожарный случай.
— И он сейчас настал?
— Кто?
— Пожарный случай.
— Не умничай! — бросает она. Мне всегда казалось нелепым это выражение. Почему люди так говорят? Наверное, потому, что на твоем фоне выглядят полными дураками, не иначе.
— Что ты здесь делаешь?
— Твоя мать брала у меня мои лучшие черные туфли, а они мне сегодня понадобились.
— У тебя что, свидание?
— Вообще-то да.
— Бедняга, — смеюсь я.
— Что-то ты слишком много разговариваешь. — Сказать по правде, до сих пор не знаю, что она имела в виду, но не сомневаюсь, что она явно хотела меня как-то поддеть. — Что это ты читаешь? — Она выхватила у меня из рук книгу и стала грубо перелистывать страницы. — Не поздновато ли читать комиксы?
— Это графический роман.
— Это хваленые комиксы! Ну ты даешь, ей-богу! В твоем-то возрасте! Тебе что, больше нечем заняться?
— Ты разве не торопишься на свидание?
Она смотрит на часы. Это одна из тех подделок под «Ролекс», которые не обманут и теленка. На них даже смотреть не надо, чтобы почувствовать, что это подделка. Да они и выглядят как подделка, не лучше силиконовой груди, которой она тоже обзавелась.
— У меня еще куча времени.
— Прекрасно. Потому что мне показалось, что мать сама ушла в этих туфлях.
— Что?
— Да, точно, в них. — На самом деле я даже не помню, в каких туфлях ушла мать, просто мне очень хотелось подпортить ей настроение, что мне с легкостью и удалось.
— Куда она ушла? Когда вернется?
— Понятия не имею, она мне ничего не сказала.
— Это дорогущие выходные туфли, а она в них по магазинам таскается! — возмутилась она.
В ответ я только пожал плечами и вновь уткнулся в книгу. Через несколько секунд тетя уже неслась вверх по лестнице в спальню матери. Я услышал, как у меня над головой стукнула дверца шкафа и на пол полетели вещи.
— Нашла, — сердито объявила тетушка, появившись у меня за спиной и зловеще помахивая в воздухе туфлями.
— Что ж, повезло, — отвечаю я.
— Ты же…
— Я говорю: мне показалось, что она ушла в них.
— Я прямо вся взмокла, и меня трясет, — говорит она, будто в этом моя вина.
— Принести тебе что-нибудь выпить? Колу или сок?
Она плюхнулась на диван:
— Диетическую колу.
И вот так всегда. Ни тебе спасибо, ни пожалуйста. Ни хотя бы: «Это было бы чудесно». Я поднялся с кресла и направился в кухню.
— Знаешь, а говорят, что диетическая кола вредная, — кричу ей я. — Вроде как оказывает отрицательное воздействие на сосуды мозга. Что приводит к тупоумию.
— Ну, тогда тебе не о чем волноваться, — отвечает она и снова издает свой жуткий гиеноподобный лай.
И именно в этот момент, в два часа двадцать две минуты пополудни, если верить электронным часам на микроволновой печке, я понял, что убью ее. Вообще-то эта мысль не раз приходила мне в голову в последние месяцы, а может, и годы. Как часто мне представлялось, как я буду убивать ее, если мне подвернется такая возможность, представлялись различные способы расправиться с ней с минимумом усилий и максимумом страданий. Мне очень хотелось, чтобы ее постигла мучительная смерть за ту мучительную жизнь, которую она мне устроила.
— У нас нет диетической колы, — вру я, задвинув банки подальше к стенке холодильника. — Как насчет джин-тоника?
Она, кстати, была алкоголичкой.
— Было бы неплохо, — отвечает она, и, пожалуй, это самое лучшее, что она сказала мне за много лет.
— Я сделаю, — отвечаю я, доставая из холодильника бутылку тоника, нахожу в шкафчике под раковиной джин и со знание дела смешиваю напитки.
По дому были вечно разбросаны всевозможные таблетки. Порывшись в кухонных ящиках, я нахожу старый пузырек с перкоданом, разминаю шесть оставшихся таблеток и вытряхиваю их в джин-тоник. Для отрицательного воздействия на сосуды ее головного мозга. Потом возвращаюсь в гостиную и передаю ей стакан.
— Как долго, — говорит она. Ни тебе «спасибо», ни «очень мило с твоей стороны».
— Пожалуйста, — отвечаю я, глядя, как она залпом выпивает полстакана.
— Неплохо, — говорит она, делая еще один глоток. Потом откидывается на спинку дивана и замолкает, очевидно, о чем-то задумавшись. Сделав очередной глоток, она корчит гримасу и ставит стакан на пол.
— Что-то не так?
— Горький.
— А разве он не должен быть горьким?
— Тоника слишком много.
— Давай добавлю джина, — любезно предлагаю я.
Она смотрит на почти пустой стакан и вскакивает на ноги.
— Нет, не нужно. Мне пора идти.
— Может, посидишь еще немного? — предлагаю я самым своим смиренным тоном. — А то мы почти и не разговаривали в последние дни.
— А ты хочешь поговорить? — Она удивлена и даже, кажется, немного польщена.
— Как продвигаются твои дела? — спрашиваю я.
— Как у меня продвигаются дела? Это еще что за вопрос?
— Как твоя работа в банке?
Тут она издает какой-то кудахтающий звук и у нее опускаются уголки губ.
— Ужасно. Если б Эл не был таким идиотом и хоть что-то смыслил в финансах, я сейчас была бы на его месте. Так, мне пора наводить красоту.
— Ты и без того красивая, — с трудом произношу я, чуть не подавившись собственными словами.
Она улыбается и приглаживает свои влажные волосы.
— Спасибо, очень мило. — Она наклонилась, чтобы поцеловать меня в лоб. — Ой, — говорит она, притронувшись к голове туфлями, которые держит в руках.
— Что такое?
— Что-то у меня сильно голова закружилась.
— Может, тебе присесть?
— Нет, все нормально. — Она сделала несколько шагов к выходу и остановилась. Ее шатало из стороны в сторону.
— Давай я тебя довезу, — предложил я.
— Не говори ерунды, я в полном порядке. Просто очень резко поднялась с дивана, только и всего. — И она потянулась к дверной ручке, промахнувшись на несколько дюймов.
Я уже стоял у нее за спиной.
— Слушай, у меня все равно через полчаса встреча. — Это была очередная ложь, потому что никакой встречи у меня не намечалось. — Давай ты подвезешь меня до своего дома. Я хоть тебя проконтролирую…
Она не соглашалась, но и не возражала, когда я открывал дверь и провожал ее к темно-зеленому «бьюику». И если уж придерживаться мельчайших подробностей, она скинула с локтя мою ладонь и не позволила мне открыть ей дверцу машины.
— Что это ты делаешь?
— Хочу тебе помочь.
— Тогда не мельтеши!
Всю дорогу до ее дома мы ехали в тишине, нарушаемой ее все более неровным дыханием. Я пристально следил за тетей и за дорогой, боясь, как бы она кого не сшибла — мне еще и поэтому захотелось ее проводить. Погибнуть должна она, а не невинные люди.
Но это было тогда. Сейчас — другое дело.
К тому моменту, когда она подъехала к своему маленькому деревянному домику с ярко-красной дверью и облупившейся краской, она окончательно раскисла и с благодарностью приняла приглашение проводить ее в дом. Даже разрешила донести ее туфли.
— Прямо не знаю, что это со мной такое, — бубнила она. И добавляла, уже в упрек мне: — Наверное, тоник был какой-то не такой.
Входная дверь сразу же вела в гостиную, обставленную ультрамодной дрянью с острыми углами и немыслимой конфигурации. Главным образом красного цвета. Она любила все красное.
— Тебе лучше ненадолго прилечь, — сказал я, когда мы проходили через крошечную столовую к крутой лестнице возле кухни. Наверху располагались две маленькие спальни и ванная комната, и я знал, что если не там, то уж в кухне я наверняка найду все необходимое.