— Давай, мой родной. Повеселись как следует. И будь осторожен, — услышала она голос матери, провожавшей Тима. Дверь открылась и снова закрылась.
Надо выйти и извиниться, решила Меган. Может, тогда мать сжалится над ней и по крайней мере вернет ей хоть сотовый телефон. Сэнди обязательно ее о чем-нибудь спросит, что ее совершенно не касается, и Меган польстит ей ложным раскаянием: «Да, мама, ты была права. Я не должна была ходить на эти поминки. Я даже не представляла, как это будет грустно. Конечно, я должна была предупредить Тима, но он в этот момент разговаривал с одноклассниками, а я ведь знаю, как ты беспокоишься из-за того, что у него нет друзей, вот и решила не отвлекать их… Ну, ты же знаешь, что он бы сразу смутился и пошел провожать меня до дома, хотя ему этого совершенно и не хотелось. Да, теперь я понимаю, что повела себя глупо, и, поверь, мне очень жаль. Я обещаю, что впредь буду умнее. Ты простишь меня? Да, кстати, а чем ты сама занималась вчера вечером? Почему приехала домой на такси, почему от тебя пахло спиртным и куда подевалась Рита? Ответь мне на это прежде, чем попытаешься выпытать из меня что-нибудь еще».
Ну, может, не совсем такими словами, подумала Меган, когда зазвонил телефон. Потом раздался еще один звонок, и Сэнди взяла трубку. Меган стояла не дыша, слушая, что скажет мать.
— Привет, Рита, — говорила мать. Судя по голосу, она была не очень рада звонку своей подруги. — Я тут весь день собиралась тебе позвонить… Да, все нормально. Прости, что заставила тебя волноваться.
Значит, мать заставила Риту волноваться? И каким же образом?
— Я бы позвонила тебе еще вчера вечером, когда приехала домой, просто было уже поздно и… Нет, все прошло не совсем так, как я рассчитывала. — Сэнди замолчала. Меган буквально почувствовала, как она оглядывается украдкой через плечо, чтобы убедиться, что ее никто не подслушивает. — Оказалось, что он вовсе не мой знакомый, — продолжала мать, понизив голос и усилив тем самым любопытство Меган. Меган на цыпочках прокралась в коридор. — Да, я помню, что говорила я и что говорил он, но потом выяснилось, что никакой он не сосед. Я вообще его никогда до этого не видела.
Кого она не видела? О ком это ее мать говорит?
— Да, знаю, это было безрассудно. Поверь, я знаю. Я всю ночь себя изводила.
Что такого натворила ее мать?
— Знаю, знаю.
Что она знает?
— Лучше тебе не знать, — сказала мать своей подруге.
Нет уж, мы хотим знать, возразила про себя Меган. Очень даже хотим.
— Сначала мы немного покатались, — сдалась, наконец, Сэнди. — Я не говорила, что он приехал на «порше»?
Ее мать каталась с каким-то неизвестным владельцем «порше»? Вот так-так!
— Да, я понимаю, что это ничего не значит, но что мне еще сказать? Значит, я недалекий человек, которому можно запросто пустить пыль в глаза…
«Я тоже», — решила Меган, подкрадываясь еще ближе и пытаясь представить себе Сэнди в ее красно-белом платье на пассажирском сиденье «порше».
— Потом он сказал, что хочет есть, и я так поняла, что мы сейчас заедем в ресторан, но он сказал, что у него в номере есть курица… Я знаю, что это старая песня, просто я ее слишком давно не слышала. К тому же он был очень любезен и произвел на меня впечатление абсолютно порядочного человека. Ну я и подумала, что… ну, я не знаю… что если не решусь подняться к нему в номер, то, значит, у меня точно с головой не все в порядке.
Меган глубоко вздохнула. Только сейчас до нее начал доходить смысл слов ее матери.
— Да, пошла, — продолжала Сэнди. — Никакой курицы, конечно, не оказалось. Я ее, во всяком случае, не увидела. Нет-нет, ничего такого не было. То есть он попытался, я отказала, он разозлился и немного задел меня, точнее, даже оскорбил. Кажется, слово «жалкая» было одним из самых мягких эпитетов…
Меган охнула, тут же прижав руки ко рту. Какой ужас, думала она. Мать едва ли можно назвать «жалкой».
— Он вышвырнул меня из своего номера, а потом меня стошнило в вестибюле… Да, пожалуй, действительно справедливое возмездие, но в тот момент я так не думала. Это было просто ужасно. Я вызвала такси… Разумеется, я не стала бы тебе звонить. После того, как я тебя бросила? Ни в коем случае. Может, я недалекая и глупая, но не совсем уж бестактная. И потом, я представления не имела, где нахожусь. Кстати, чем закончился вечер?
Так, давайте-ка все по порядку, думала про себя Меган. Значит, ее мать бросила свою лучшую подругу и укатила в «порше» с незнакомым мужчиной, потом рисковала жизнью из-за куриной ножки, потом ее вырвало в вестибюле в каких-то номерах, а потом она уехала на такси с еще одним незнакомым мужчиной? Ее мать?! Та самая, которая отчитывала ее за то, что она одна ушла домой из парка, когда в округе объявился убийца? Та самая, которая забрала у нее телефон с компьютером и на целый месяц посадила под замок? Это правда ее мать? Ну и ну!
— Я очень рада, что все хорошо прошло. Боб очень сильно расстроился, когда я не вернулась? Он симпатичный…
Боб? Какой еще Боб? Там был еще какой-то Боб?
— Надо, наверно, позвонить ему и извиниться. У тебя есть его телефон?.. Прекрасно… Нет, больше никаких двойных свиданий. До свиданий, как видно, я еще не доросла. Меня, наверное, вообще нельзя выпускать из дома.
«Но тем не менее заперла она меня, а не себя», — подумала Меган.
— Да-да. Давай потом созвонимся. Извини еще раз за вчерашнее. — Сэнди повесила трубку. — Меган, — позвала она. — Мне кажется, здесь тебе будет гораздо удобнее.
Меган закатила глаза, возмущенная и восхищенная одновременно.
— И как давно ты догадалась, что я стою здесь? — спросила она, заходя в гостиную и плюхаясь на диван.
— Не так давно. И много ты услышала?
— Да практически все.
Сэнди кивнула. На ней были джинсы и розовая футболка с красными контурами большого сердца на груди. Свежевымытые волосы падали на плечи свободными мокрыми кудряшками.
— Значит, теперь я окончательно унижена.
— Он правда назвал тебя жалкой?
— Помимо всего прочего.
— По-моему, он просто сволочь.
— Так оно и есть.
— Он красивый?
— Очень.
— Как папа?
Мать откинулась в кресле.
— У него другой тип красоты, — ответила она, немного помолчав. — К тому же он моложе.
— Надо же, — проговорила Меган, не зная даже, злиться ей или восхищаться. — Что ж, значит, винить тебя не в чем.
— Это сарказм?
— А ты как думаешь?
— Я сейчас не настроена на сарказм.
— По-моему, нечестно наказывать меня, когда ты сама натворила еще и не таких дел.
— Вот как, нечестно?
— Да, нечестно.
Сэнди поднялась с кресла:
— Снова-здорово. Так, я пить хочу. Тебе принести что-нибудь? — И она пошла на кухню. Меган помчалась за ней вслед.
— Что?!
Но Сэнди уже склонилась над холодильником.
— Так, что тут у нас? Кола, имбирный эль и апельсиновый сок.
— Что значит «снова-здорово?»
— Разве это нуждается в объяснении?
— Ты хочешь сказать, что я по-прежнему наказана?
— Угу.
— «Угу»? С каких это пор ты стала говорить «угу»?
— Прости, дорогая, — извинилась Сэнди, наливая себе соку. — Но мне казалось, что я выразилась достаточно ясно. Тебе было велено не отходить от брата. И ты поступила очень глупо и эгоистично, уйдя домой в одиночку, учитывая все обстоятельства.
— Не настолько глупо, чтобы сесть в машину к незнакомому мужчине, а потом подняться к нему в номер, — отпарировала Меган.
— Совершенно верно.
— Тогда почему я должна расплачиваться?
— Расплачиваешься не только ты.
— Но наказана-то я!
— Да…
— «Снова-здорово?» — повторила Меган. — Какая же ты лицемерка.
— Нет, — мягко возразила Сэнди, отказываясь поднять перчатку. — Я — твоя мать, я гораздо старше тебя, и я люблю тебя больше всего на свете. Поэтому правила устанавливаю я, кажется тебе это честным или нет. — И она вернулась в гостиную, потягивая сок. Меган шла за ней по пятам.
— А что, если мне переехать жить к папе?
«Неужели она и вправду так сделает?» В усталых глазах матери промелькнуло страдание.