Музыка снова перешла в монотонный ритм.
— Эй, попридержите коней, — послышался голос за дверью. — Что там такое творится?
Еще до того, как Кэл, одетый только в обтягивающие черные джинсы и с кривой ухмылкой на губах, открыл дверь, Джон понял, что он чем-то накачался.
— А, шериф Вебер, приятно вас снова видеть, да еще так скоро. Чем обязан такой чести?
— Обуйтесь, — сказал Джон. — И наденьте рубашку. Вы должны поехать со мной.
— Вы снова собрались меня арестовать? Это не я сделал, что бы там у вас ни случилось. Я из дома весь день не вылезал, слушал музыку и занимался своими делами.
— Нет, не арестовать.
— Ну тогда до свидания! — И Кэл захлопнул дверь перед носом шерифа.
Джон заколотил в дверь, за которой снова в полную силу заголосил Эминем. Он уже стал подумывать, не зайти ли попозже, когда этот кошачий концерт вдруг прекратился, и дверь снова открылась.
— У меня есть звонок, — сказал Кэл, глядя на шерифа бессмысленными стеклянными глазами. — Вот здесь. — Он показал пальцем. — Все, что нужно сделать, это всего лишь нажать на кнопку. — Он тут же продемонстрировал, и дом заполнила мелодия песни «Ты — мое солнце».[45] — Круто, правда?
— Вы должны поехать со мной, — повторил Джон.
— Это еще зачем?
— Мы обнаружили труп, — нарочито ровным голосом ответил Джон. — Возможно, это Фиона.
Реакция Кэла была потрясающей и совершенно неожиданной. Он, шатаясь, попятился задом в гостиную, будто его ударили.
— Что?
— У вашей жены имелись на теле какие-нибудь татуировки? — спросил Джон, проходя в холл вслед за ним и сразу же почувствовав знакомый запах гашиша. Повсюду были разбросаны пустые пивные бутылки.
— У нее есть небольшая татуировка на щиколотке, — ответил Кэл после долгой паузы. — А что?
— Вы не могли бы ее описать?
— Конечно, я могу ее описать. Я знаю каждый дюйм на теле этой женщины. Это надпись: «Собственность Кэла Гамильтона».
Джон наклонил голову и тяжело вздохнул.
— Вам придется поучаствовать в опознании.
— Вы утверждаете, что это она?
— На щиколотке найденного нами трупа имеется татуировка, похожая на ту, которую вы только что описали.
— Что значит «похожая»?
— Нужно провести подтверждающее опознание.
— Я ничего не понимаю. Вы нашли мою жену, но не знаете, она ли это. Вы что хотите сказать? — Кэл снова попятился, пока не наткнулся на стул и не рухнул на него. — Вы хотите сказать, что у нее нет лица? Что его отстрелил какой-то псих, как у Лианы Мартин?
— Если вы можете дать нам образец волос вашей жены, может быть, из расчески…
— Нет. — Кэл вскочил со стула и потряс головой, чтобы прийти в себя. — Я хочу ее увидеть. Я хочу ее увидеть.
Джон стоял и ждал, глядя, как Кэл натягивает на себя белую футболку и сует ноги в черные кроссовки, стоявшие на пороге.
— Я уже говорил вам, что еще вчера утром, когда уходил на работу, она была жива и здорова. — Кэл сидел в маленькой комнате без окон, в которой обычно допрашивали подозреваемых. В комнате не было почти никакой мебели, если не считать четырехугольного дубового стола и двух маленьких стульев, поставленных по обеим его сторонам. Два таких же стула стояли возле голой стены. Кондиционеры работали не на полную мощность: Джон рассудил, что чем больший дискомфорт будет испытывать подозреваемый, тем быстрее развяжется у него язык. Кэл вспотел почти сразу же, как только его завели сюда.
Всю верхнюю половину стены напротив двери занимало двустороннее зеркало. Джон знал, что по ту сторону стоит Ричард Стайл, шериф всего графства Брауард, и наблюдает за ним. Мэр позвонил сразу же, как только узнал про Фиону Гамильтон, и предложил ему приехать и проследить за тем, как Джон будет вести расследование.
Еще неделю назад Джона испугала бы подобная инициатива мэра, а еще больше — незапланированное появление вышестоящего. Но сегодня его переполнял странный оптимизм и он не боялся осуждения. Если мэра он всегда недолюбливал, считая его заносчивым ослом с комплексом Наполеона, то шерифа графства Брауард он очень даже уважал. И потом, если Ричард Стайл готов поделиться с ним свежими идеями, он его с удовольствием выслушает.
Обычно он подождал бы часа два, а то и больше, прежде чем начинать допрос человека, только что опознавшего труп собственной жены. Но Кэл Гамильтон — не просто человек. Это неуравновешенный тип, которого уже арестовывали за то, что он ударил женщину и который, вероятнее всего, еще и регулярно избивал свою жену. И если он был искренне потрясен при виде безжизненного тела своей жены, то и пришел он в себя с поразительной быстротой.
— Ее видел кто-нибудь еще?
— Насколько мне известно — нет.
— Вы с ней ссорились?
— Все ссорятся.
— Но не все пускают в ход кулаки.
— Вы меня в чем-то обвиняете?
— Ее тело покрыто синяками, Кэл. Причем давними синяками. И я не сомневаюсь, что, когда за нее примется судмедэксперт, он найдет не один старый шрам, а может, и следы переломов.
— Ну, может, я ее и ударил пару раз. Но она тоже в долгу не оставалась, уж можете мне поверить.
— Вы хотите сказать, что это она вас била?
— Я хочу сказать, что она была далеко не святая и порой мне приходилось защищаться.
— Да вы весите на добрых восемьдесят фунтов больше, — заметил Джон.
Кэл издал какой-то презрительный звук, то ли фыркнул, то ли хрюкнул.
— Она если злилась, то становилась совершенно неуправляемой.
— А на что она злилась, Кэл?
— Да обычное дело: думала, что я интрижки кручу. Изменяю ей, короче.
— А вы ей изменяли?
— Для меня это ничего не значило. — И Кэл перевел взгляд на флуоресцентные лампы, закрепленные в нишах на потолке. — Ну и что с того, шериф? Уж не хотите ли вы сказать, что сами не обманывали жену?
Джон едва не дернулся:
— Я хочу сказать, что надо быть последним трусом, чтобы избивать женщину.
Тот же презрительный звук.
— Можете называть меня кем угодно. Трусом, садистом, потаскуном. Это еще не значит, что я убил свою жену. Я любил эту женщину.
— Довольно своеобразно вы выражали свою любовь.
— Каждому свое.
— Так что же все-таки произошло, Кэл? — спросил Джон, решив попробовать иначе. — Она устала от плохого обращения? Сказала, что хочет уйти? Пригрозила вас бросить?
— Никуда она не собиралась уходить.
— Если только вы ей не запретили.
— Ничего я ей не запрещал.
— Нет. Вам просто пришлось ее остановить.
— Я точно знаю, что это не я ее застрелил, — сказал Кэл.
— У вас ведь есть оружие?
— Есть, и что? Я имею полное право владеть оружием, в соответствии с конституцией.
— Оно зарегистрировано?
— Разумеется, оно зарегистрировано, я законопослушный гражданин.
— Какое у вас оружие?
— Магнум сорок четвертого калибра.
— Мощный пистолет.
— Достаточно мощный, чтобы отстрелить человеку голову, — перефразировал Кэл слова Клинта Иствуда из «Грязного Гарри», глядя Джону прямо в глаза. — Поверьте, шериф, если бы Фиону застрелили из сорок четвертого калибра, у нее бы вообще ничего от лица не осталось.
— Довольно хладнокровное утверждение для человека, который только что потерял жену.
— А вы ждали, что я буду рыдать, как баба?
— Где вы храните пистолет, Кэл?
— В ночной тумбочке рядом со своей кроватью.
— Вы не будете возражать, если мы взглянем на него?
— Да я не сомневаюсь, что вы уже выбили ордер на обыск, — ответил Кэл, пожимая плечами. — Вы сами прекрасно знаете, что впустую теряете время. И знаете также, что мы имеем дело с серийным убийцей.
— Почему вы думаете, что это серийный убийца?
— Да для этого не надо быть семи пядей во лбу. Он уже убил двух женщин, если не больше.
Джон наклонился над столом, оперевшись на локти и переплетя пальцы рук.
— А почему вы думаете, что он убил еще кого-то?
— Я сказал: «Если не больше». Это же психопат, шериф. Вы действительно считаете, что он остановится на двух жертвах?
— Почему вы думаете, что Лиану Мартин и вашу жену убил один и тот же человек?