На первый вопрос он с легкостью бы ответил «нет». На второй он бы ответил то же самое, хотя уже не с такой уверенностью. Как ни мучительно было Джону Веберу это признавать, но он не особенно сильно любил свою жену и их единственное дитя. Но если еще можно допустить неприязнь к женщине, на которой ты женился лишь потому, что был слишком пьян и беспечен, чтобы подумать, к каким последствиям может привести спонтанный секс, то неприязнь к собственной плоти и крови — совсем другое дело. Их дочери Эмбер,[10] названной так по цвету вина, которое они пили в ночь ее зачатия, было уже шестнадцать лет, ростом она вымахала почти до шести футов. Эмбер могла бы производить довольно внушительное впечатление, не будь она до ужаса тощей, причем тощей до такой степени, что кости выпирали буквально отовсюду. Было просто страшно смотреть на этот ходячий скелет. Поэтому Джон и старался по возможности видеть ее реже. Не так давно она с плачем выбежала из комнаты, поймав выражение брезгливого ужаса в его глазах. Прошло уже несколько месяцев, а он до сих пор не мог избавиться от чувства вины.
Это вообще целиком и полностью его вина.
Он тогда поругался с Полин из-за того, что она забыла позвонить сантехнику насчет протекшего крана в ванной, и Джон полночи ворочался из-за этой треклятой капели. Полин пообещала, что утром непременно вызовет мастера, и, разумеется, не сделала этого, что повлекло за собой еще одну ночь чудовищной китайской пытки. В результате на следующее утро, вместо того чтобы идти на работу, ему пришлось звонить сантехнику самому. Естественно, он разозлился еще больше и злится до сих пор, хотя уже прошло восемь месяцев! А когда Джон зашел на кухню и увидел, как Эмбер с аппетитом уминает остатки персикового пирога, который он сам хотел доесть, он взял да и сдуру брякнул, что, если она не поостережется, то превратится в дочь Кэрри Фрэнклин. Господи, уж чья бы корова мычала! После этих слов пирог незамедлительно полетел в мусорное ведро, а Эмбер стала с чудовищной скоростью сбрасывать фунты. Сейчас она весила фунтов 125,[11] не больше. 125 фунтов при ее росте в шесть футов! И все это его вина. Ну и папаша! И как у него язык не отсох! Да, он ужасный муж и еще более ужасный отец. И как ему возвращаться домой, когда, стоит ему переступить порог их запущенного бунгало, как он немедленно вспоминает про все свои грехи?
Он пытался поговорить с Полин по поводу дочери, но она только отмахивалась. «Pas de problème», — фыркала она в своей раздражающей манере бросаться французскими фразами. Сегодня модно быть худыми. И она перечисляла каких-то актрис, о которых он отродясь не слыхал, потом показывала обложки модных журналов, разбросанных по постели, как заплаты на одеяле. На всех были изображены какие-то безжизненного вида молодые женщины с чудовищно огромными головами непропорциональными их телам, скорее походившим на вешалки. Куда подевались нормальные груди и задницы? — удивлялся он.
Хотя, разумеется, если вам нужны груди и задницы — то Кэрри Фрэнклин всегда к вашим услугам.
Джон встряхнул головой, стараясь отогнать видение пышнотелой женщины, страстно извивающейся в его объятиях, и звук своего имени, слетевшего с этих непристойно сочных губ. Их роман, встрявший между ее браком номер два и номер три, продлился всего несколько месяцев и ненадолго воскрес после ухода номера третьего. Это было после пластики век, но до последнего увеличения груди, и уж точно до того, как объявился этот Ян Кросби. Интересно, думал Джон, каковы шансы на повторное бурное воссоединение после того, как милейший доктор опомнится и вернется к жене? А каково это — жить с силиконом в груди и с каллогеном в губах? Интересно, зачем женщины вообще подвергают себя этим пыткам, откуда берется это ненасытное желание походить на ходячую карикатуру?
«Вешалки и карикатуры», — размышлял Джон, и в этот момент раздался телефонный звонок. Он потянулся через стол и поднял трубку.
— Вебер, — произнес он вместо «алло».
— Отлично, — послышался голос жены. — Значит, ты все еще на работе.
Джон улыбнулся. «Наконец-то, — подумал он. — Хоть в чем-то мы сошлись во мнении».
— Что случилось?
— Просто хотела узнать, будешь ли ты к ужину.
Джона немедленно захлестнуло чувство вины — за то, что он плохо думает о жене, за свой роман с Кэрри Фрэнклин, за то, что постоянно придумывает предлоги, чтобы позднее приходить домой.
— Ну, не знаю. Может быть…
— Я тут подумала, может, ты захватишь что-нибудь в «Макдоналдсе». Тут сегодня весь день крутили рекламу про эти сэндвичи макчикен, и теперь я просто не могу отделаться от мыслей о них.
Джон потер переносицу и почесал лоб.
— Я не знаю точно, когда буду дома, — начал он, обрадовавшись при виде белого «кадиллака» последней модели, заруливавшего на их стоянку. Потом из машины вышли Говард и Джуди Мартин с выражением мрачной решимости на лицах. У них явно что-то произошло. Так же явно, как то, что ему придется задержаться и узнать это. — По-моему, мне придется еще ненадолго задержаться…
В трубке послышались короткие осуждающие гудки.
— Говард… Джуди! — произнес Джон, кивая вошедшим в кабинет Мартинам. Он привстал и показал им на два коричневых кресла с высокими спинками перед своим столом. — Что-нибудь случилось? — Глупый вопрос, понял он, снова усаживаясь и отметив про себя и напряженную позу Говарда, и с каким отчаянием Джуди Мартин мнет в своих наманикюренных руках платок, и с каким страхом они смотрят на него своими одинаковыми голубыми глазами. Они были самой красивой школьной парой, их дважды избирали королем и королевой выпускного вечера. Джуди еще до брака с Говардом выиграла целую кучу местных конкурсов красоты — она была и мисс Бровард,[12] и мисс Цитрусовый Плод и даже заняла второе место на конкурсе мисс Флорида. Ее зачесанные наверх каштановые волосы будто только и дожидались, когда же их увенчают тиарой. Да, даже несмотря на перебор косметики — а Джон не помнил, чтобы она хоть раз вышла на улицу ненакрашенной — она была очень красивой женщиной.
Высокий подтянутый Говард, еще по-юношески привлекательный, крепко сжал в своих дрожащих пальцах руку жены.
— Да. Пропала Лиана.
— Пропала? Когда?
— Вчера.
— Вчера?
— Она, судя по всему, не вернулась домой из школы.
— Судя по всему? — повторил Джон, решив, что ослышался. Говард и Джуди Мартин были очень любящими и внимательными родителями. Почему же они пришли к нему только сейчас, если один из их детей не вернулся из школы еще вчера?
— Мы были в Тампе, — мягко пояснила Джуди, как будто прочитав его мысли. — У Говарда там имелись кое-какие дела, к тому же Мередит участвовала в детском конкурсе красоты. Мы решили совместить… — Она запнулась и уставилась в стену над головой Джона.
— Мы звонили домой вчера вечером, — продолжал Говард, — но мальчики ни словом не обмолвились, что Лианы нет дома. Они, наверное, решили, что она осталась у своего бойфренда, и не захотели беспокоить ее.
— Мы вернулись сегодня около двух часов пополудни, — сказала Джуди. — И думали, что она все еще в школе. Но когда в пять Лиана не вернулась, я начала беспокоиться. Я спросила мальчиков, не говорила ли сестра про то, что задержится. Тогда-то они и признались, что она вчера не ночевала дома. Я сразу же позвонила Питеру. Но он сказал, что тоже ее не видел.
— Питеру? — Джон схватил ручку и что-то написал на листочке. Кажется, дело серьезнее, чем ему казалось, хотя наверняка все благополучно разрешится, и в самое ближайшее время.
— Питер Арлингтон. Они встречаются уже полгода.
— Они постоянно ссорятся, — добавил Говард, покачав головой. — Расходятся, сходятся, потом снова расходятся…
— Ну вы же знаете, как это бывает у молодых, — прибавила Джуди, чувствуя, как слова застревают в горле.
Джон кивнул, хотя ничего такого он не знал. Он вообще никогда и ни в кого не был влюблен.
— Питер сказал, что последний раз видел Лиану вчера на занятиях. Они, кажется, из-за чего-то повздорили и после этого не разговаривали друг с другом, он и не позвонил ей вечером. А сегодня ему нездоровилось, поэтому он не пошел в школу.