Где она?
У нее заурчало в желудке. Сколько прошло времени с тех пор, как она ела в последний раз?
— Ребята, я есть хочу, — крикнула она. — По-моему, шутка слишком затянулась, вам так не кажется?
Никто не ответил.
И как бы Меган ни крепилась и ни упрямилась, она уткнулась головой в койку и расплакалась.
33
— Ради бога, перестань хлюпать носом, — сердито говорил Джон, изо всех сил сдерживая остатки своего гнева. В конце концов, это же он потерпевшая сторона, а не его жена. Не он напился до — ему бы очень хотелось сказать «до одурения» — до истерики. Не он опозорил их перед людьми, растрепав об их маленькой грязной тайне — хорошо, о его маленькой грязной тайне, хотя это давным-давно ни для кого не тайна — в самом людном городском ресторане. Не его тошнило в машине по дороге домой, потом стошнило снова, едва они перешагнули через порог. Разве не пришлось ему за ней убирать? Не пришлось прикусить язык, чтобы не поддаться на провокацию, когда она обозвала его ублюдком, изменником, жирным боровом? Разве он не удержался от искушения пнуть ногой телевизор, когда она включила его на полную громкость, едва ли не на четвереньках добравшись до спальни? Просто эталон выдержки, черт побери, думал он, расхаживая взад-вперед перед кроватью.
— Ты можешь сказать, почему ты плачешь? — заорал он, пытаясь перекричать рев телевизора.
— Я плачу, потому что ты плохо ко мне относишься, — крикнула в ответ Полин. Она полулежала на постели, привалившись к изголовью, одну ногу вытянув поверх покрывала, другую свесив на пол. Ее расстегнутая блуза была измята, роскошные каштановые волосы свисали перепутанными лохмами, по щекам текли черные ручьи слез.
— Я к тебе плохо отношусь?
— Все знают про твой роман с Кэрри Фрэнклин.
— Теперь-то уж, во всяком случае, точно знают. — Джон расстегнул голубой спортивный пиджак, который он надел в честь особенного случая. Да уж, вечер выдался особенным, ничего не скажешь! Сначала совершенно неожиданный шквал аплодисментов, обрушившийся на него в зрительном зале; потом замечательная игра его дочери; импровизированный банкет в «Честерсе». Все было прекрасно до тех пор, пока Полин не перебрала лишнего, пока ее колкости не стали уж слишком невыносимыми, а туманные намеки перестали быть туманными. И Эйвери Питерсон, и Ленни Фромм почувствовали, что атмосфера накаляется, и постарались как можно быстрее и вежливее удалиться. Рита, попытавшись предотвратить нарастающую агрессивность его жены, стала нести какой-то вздор, пока на Полин не нашло угрюмое спокойствие. Потом пришла Сэнди Кросби, и у него появилась долгожданная возможность уйти из-за стола. Ему даже удалось поиграть в бильярд, и он уже начал поздравлять себя с тем, как хорошо умеет себя контролировать, как вдруг — бац! Pièce de résistance, как выразилась бы Полин: заявились Кэрри Фрэнклин со своим добрым доктором, и она сорвалась. Сможет ли он когда-нибудь это пережить?
— Послушай, я не понимаю, зачем сейчас-то об этом говорить? Это было сто лет назад, роман с Кэрри давно закончился.
— Он вообще не должен был начинаться, — отрезала Полин. Джон кивнул. А что он может сказать? — И не пытайся мне доказать, будто он не начнется вновь. Как только доктор ее бросит, она прибежит к тебе вся в слезах…
— Не собирается он ее бросать, и она не прибежит.
— …и ты помчишься к ней.
— Если ты еще не заметила, я в последнее время стал не таким уж прытким. — Джон устал. Единственное, чего ему хотелось, — это лечь в постель и впасть в забытье.
— Это что, шутка такая? И это, по-твоему, смешно? Ты свинья, ты знаешь об этом?
— Кажется, ты это уже говорила.
— Да-а? Ну и что? Я еще раз скажу! — И Полин стала вытаскивать из-под покрывала простыни, пытаясь обернуть их вокруг плеч.
— Ты что делаешь?
— Мне холодно.
— Тебе нужно в душ.
— А тебе нужно в спортзал.
Джон брезгливо вскинул руки:
— Неужели ты хочешь, чтобы дочь застала тебя в таком виде?
Полин только отмахнулась:
— Эмбер нет дома. Она на вечеринке, если ты уже успел об этом забыть.
Джон посмотрел на часы. Ничего он не забыл, но уже первый час.
— Меньше чем через час она будет дома.
— По-моему, ей нравится этот мальчик, — заметила Полин, будто они не орали друг на друга несколько секунд назад.
— Какой еще мальчик?
— Сын Сэнди. Как его зовут-то? Том? Тим? Тимбер?
— Ты выдумываешь. Как обычно.
— А ты в упор ничего не видишь. Как обычно! — Полин рассмеялась. — Вот уж действительно ирония судьбы, если подумать. По-моему, слово «ирония» здесь уместно. Надо будет в следующий раз спросить Сэнди.
— Что за чушь ты порешь?
— Я про нашу дочь и сына Сэнди. Прямо как в романе, тебе так не кажется? Будто так и должно быть. Ну, смотри: Сэнди — жена Яна, Ян — любовник Кэрри, Кэрри — бывшая возлюбленная Джона, а Джон — неверный негодный муж Полин. Как ты там сказал? Что я чушь порю?
— Я сказал, что тебе надо вымыться и привести себя в порядок, пока Эмбер не пришла.
— Сюда она не зайдет. Она никогда сюда не заходит.
— Ты пьяна.
— Я? Нет! Почему же мне никто ничего не сказал?
— Иди в душ.
— Сгинь.
— Слушай, — начал Джон. — Тебе придется принять душ, хочешь ты этого или нет.
— Правда? И кто же меня заставит? Уж не ты ли?
— Если нужно будет, то заставлю.
— И как же ты это сделаешь? — подзуживала его Полин. — Схватишь меня и перебросишь через плечо а-ля «Поцелуй меня, Кэт»?
— Нет, поволоку тебя за волосы, — ответил Джон, набрасываясь на нее. Он не собирался применять силу, хотя это ее «а-ля» почти его добило. Он достаточно повидал на своем веку, знал, чем порой заканчивались безобидные семейные ссоры, и у него не было ни малейшего желания вступать в ряды мужчин, которые унижают жен побоями. Хотя разве он и без того недостаточно ее унизил изменой? — Пошли, Полин, пощади мои нервы. — Он схватил ее за руку, и она тут же ударила его другой рукой. Но все же ему удалось схватить ее за локоть и стащить с кровати.
— Я смотрю передачу, — вопила она, пока он тащил ее по коридору в ванную.
— Досмотришь, когда примешь душ.
— Я пропущу самое интересное.
— Ничего ты не пропустишь. — Джон запнулся. Они что, правда ругаются из-за какой-то тупой ночной телепрограммы, которую она наверняка видела уже сотни раз? — Полезай в этот чертов душ. — Ему удалось открыть кабинку душа, держа ее за руку, и включить на полную мощь оба крана. — Раздевайся.
— Пошел вон!
— Хорошо, не раздевайся. — Он приподнял жену за талию и поставил ее в кабинку под стремительный поток прохладной воды. У нее мгновенно намокли волосы, со лба в открытый рот хлынули ручейки воды. Шелковая рубашка и льняные брюки были уже насквозь мокрыми.
— Мои туфли! — завизжала она, срывая с ног бежевые кожаные лодочки и швыряя их Джону в лицо.
От туфель он увернулся, но не смог увернуться от ее пальцев, вцепившихся в серебряную пряжку на его серых брюках. Она рванула за пряжку, и он покачнулся, ударившись коленками о желтоватую плитку, стараясь вырваться из ее рук под стремительным напором воды. Попытавшись ухватиться за стену, он нечаянно наткнулся на грудь Полин и тут же отдернул руку, будто обжегшись. Еще не хватало, чтобы его потом обвинили в изнасиловании.
— В чем дело? — проворковала она. — Ты испугался? Забыл уже, как выглядит настоящая грудь? Ну да, к моей ты уже давно потерял интерес. — Она стала сдирать с себя блузку, умудрившись наконец высвободить руки из прилипшей мокрой ткани, но слегка замешкалась, расстегивая на талии пуговицы. Через несколько секунд она разделась полностью: сняла лифчик, слаксы, трусики — и предстала перед ним совершенно голая. — Посмотри! — закричала она. — Вот как выглядит настоящее женское тело!
Джон нехотя посмотрел на обнаженную фигуру жены: большие покачивающиеся груди, округлый живот, бедра в ямочках, пучок густых темных волос на лобке, по-прежнему стройные красивые ноги. И вдруг он с испугом понял, что возбудился. Господи, да что с ним такое происходит?