— Что вы хотите?
— Вот мое удостоверение личности. Я один несу ответственность за покушения, совершенные в Лойзахталь. Если хотите, могу сообщить все детали, после. И только что я… женщину… — Он замолчал.
— Так вы и выглядите, — сказал полицейский.
— Как я выгляжу?
— Как будто вы жутко опасный преступник.
— Пожалуйста, запишите мое признание. Детали я назову позже.
— Послушайте: если вы сейчас пойдете домой, то мы оба забудем всю эту историю. Тогда я забуду вас, а вы забудете меня. У нас здесь другие дела. Знаете, что там как раз происходит за границей? Нам нужно здесь нести дежурство, просто потому, что какой-то идиот водит за нос немецкие органы. Немцы не могут с этим справиться, а тут приходите вы и еще дополнительно действуете на нервы!
— Комиссар Еннервайн!
— А что с ним?
— Я знаю его, позвоните ему, пожалуйста. Я тот преступник, которого он ищет.
— Уважаемый господин. Что вы думаете, сколько сумасшедших сегодня уже звонили и говорили точно так же? Что они совершили покушение!
— Это симулянты. Реактивные психотики. Совершенно нормально. Но я…
Он обошел вокруг стола жандарма.
— Стойте, что вы делаете!
— А если по-другому не получается.
— Оставьте меня в покое.
— Мне очень жаль…
Он размахнулся и влепил полицейскому звонкую пощечину. Огорошенный жандарм схватился за щеку, но потом все произошло очень быстро. Без сопротивления нападавший дал себя увести, и наконец он оказался в одиночной камере жандармерии.
— Можете дать мне бумагу и ручку?
— Да, конечно, господин. Может быть, еще и пару нарукавников, чашечку кофе? Немного печенья?
Последние слова тирольский жандарм не проговорил, он их прокричал. И это было последнее, что арестованный услышал от жандарма. После этого дверь камеры захлопнулась. Где-то ночью он нашел огрызок карандаша за нарами. Дорогой господин комиссар, написал он на стене, дорогой господин комиссар Еннервайн, пожалуйста, приезжайте! Он писал до тех пор, пока огрызок карандаша не закончился.
62
— Пожалуйста, назовите имя и адрес проживания.
Вонг молчал, он даже не пошевелил губами. Казалось, что он следит за вопросами чиновника внимательно, даже дружелюбно, однако он молчал. Еннервайн вздохнул:
— Почему вы утверждаете, что вы житель этого города?
Молчание.
— Почему вы утверждаете, что вы житель этого поселка? (Шрочки, «Приемы допроса», с. 27, «Тот же вопрос с одним небольшим несущественным изменением».)
Молчание.
— Назовите нам, пожалуйста, вашу настоящую национальность.
Молчание.
— Вы согласились бы дать нам образец вашего почерка?
Удивленный взгляд. Молчание.
— Перекур.
Команда собралась снаружи на террасе. Николь Шваттке тоже была здесь, она не поддалась на уговоры взять на пару дней отгул.
— Взять отгул? Из-за какой-то небольшой раны? — сказала она. У нее действительно ничего не было, кроме ушиба на голове, и болезненного, но не опасного пореза на запястье. В плане психике тоже все было в порядке. Во всяком случае, так она утверждала. Короткий взгляд в царство мертвых не оставил у нее ощутимой травмы. Губертус Еннервайн принял это к сведению. Доктор Мария Шмальфус однако имела кое-какие сомнения. Но и ей пришлось признать, что существовали такие, психологически еще мало классифицированные, типы толстолобых упрямцев.
— Я не думаю, что там сидит наш человек, — сказала Мария. — Он не подходит к нашему профилю хотя бы уже потому, что Куница, как мы его до сих пор знали, уже бы больше продемонстрировал. Он стал бы хвастаться своими поступками, обозвал бы нас неспособными, кучкой бездельников. Или наоборот, он стал бы с негодованием все отвергать и так же обозвал бы кучей бездельников. Этот мужчина мне кажется просто слишком хладнокровным. Он молчит, и у меня такое впечатление, что он выдержит это молчание еще несколько дней.
— То есть симулянт? — спросил Остлер.
— Для простого симулянта он слишком многим рисковал, — сказал Еннервайн. — Если кто-то нападает на полицейского, то за этим должно крыться нечто большее. Мы должны выяснить, что он искал на кладбище. Наверняка это не был чисто туристический интерес к католическим ритуалам похорон.
— А если он действительно не говорит или очень плохо говорит по-немецки?
— Он говорит прекрасно по-немецки, — сказала Николь. — Он без конца болтал со мной.