11
Женщина рассматривала свою обувь. На них на всех здесь была обувь с подошвами из медвежьей кожи, с верхом из оленьей кожи, на подошвы была пришита сетка, в которую набили травы, служившей защитой от холода. Верх из оленьей кожи был разного цвета, что могло означать принадлежность к какой-то определенной группе, а возможно, и социальный статус. Верх обувки доставал до щиколоток, там он завязывался шнуром, и все отливало светло-розовым цветом, что должно было напоминать утреннюю зарю. Ее обувь имела заостренные мыски, кожа там была очень крепко сшита и еще закреплена кусочком мягкого орехового дерева. Женщина шевелила пальцами ног. Эти острые мыски выглядели как-то опасно. Девушка с шакальим лицом, сидевшая рядом с ней, бросила беглый взгляд на ее обувку, кивнула одобрительно, но тем не менее с завистью.
Рычание зверей, которое они слышали до этого, очень скоро удалилось, мужчины там, на другой стороне ущелья, снова натерли веревку смолой и еще дополнительно смазали вязким жиром сурка, так что у обеих, несмотря на все опасности, было время рассмотреть обувь друг друга. Но сейчас кое-как подправленный мост снова был готов для следующей переправы. Девушка с шакальим лицом тоже применила новую технику. Она передвигалась на руках в висячем положении, тело свисало вниз, руками и коленями она обхватила веревку, по игре мышц ее открытых плеч можно было видеть, какой силой она обладает. Она тоже не смотрела вниз, а смотрела на свои руки — захват за захватом, не ошибаться и схватиться за нужное место. Она добралась до цели еще быстрее, чем другие. Теперь оставалась только женщина. Ободренная удачными попытками своих товарищей, она быстро добралась до середины ущелья, поток, казалось, еще сильнее разбушевался с восходом солнца, и тут веревка оборвалась. Женщина рухнула в холодную бездну, ее крики долго не прекращались.
12
«Кто рано встает, тому Бог подает!»
Так оригинально приветствовал привыкший рано вставать Ханс-Йохен Беккер заспанного Губертуса Еннервайна, который безрадостно хлебал первую порцию кофе из пластикового стакана. А Ханс-Йохен Беккер, по всей вероятности, уже пропустил несколько стаканчиков этого бодрящего напитка. Начальник группы экспертов-криминалистов исходил из того, что все проблемы в этом мире можно решить кофеином и отточенной технологией. Он перекрыл территорию вокруг трамплина для прыжков предположительно еще до рассвета, и целая армада измерительных приборов с торчащими из них антеннами и нервно мигающих переносных компьютеров занимала все подножие трамплина. Команда Беккера была готова, компьютерщики прилипли к дисплеям, как гекконы на кафеле ванной комнаты в мексиканской гасиенде. Еннервайн с трудом удержался от вопроса, нужны ли такие затраты из-за смутного предположения старого тщеславного чудака. Но он знал, что у Беккера моментально портилось настроение, как только кто-то пытался выразить критику по поводу техники. И иногда он со своими цифровыми обходами не слишком ошибался. Последнее дело Еннервайна, в котором речь шла о USB-флэшке с чрезвычайно актуальным информационным материалом, вряд ли можно было раскрыть без содействия Беккера. Поэтому Еннервайн вначале оставил в покое мастера по жонглированию стохастическими вариантами выборочной проверки и дал указание своей собственной команде, группе, проводящей традиционное расследование, вновь прибывшим разнюхивающим бультерьерам от криминалистики, гаупткомиссару Людвигу Штенгеле и комиссару Николь Шваттке, подкрепленной двумя местными полицейскими Иоганном Остлером и Францом Холльайзеном.
— Штенгеле, вы распределите людей, которые еще раз должны обыскать всю территорию. У сектора С я попрошу вас обратить внимание на следы пропавшей лыжи: деревянные обломки…
— Простите, как вы сказали — деревянные обломки? — спросил спортивного вида претендент на должность полицмейстера.
— Ну ладно, пластиковые обломки, остатки лака, металлические части крепления, все равно, что. На остальной территории основное внимание мы обращаем на пулю от пистолета или ружья, которая где-то же должна лежать, если Ангерер прав.
Штенгеле, Шваттке и оба местных полицейских кивнули.
— Мы пойдем, шеф, — сказала Николь Шваттке. Комиссар из Реклингхаузена была самой молодой в команде и самая настоящая пруссачка, если такое выражение вообще уместно с учетом вестфальских корней. Она показала на массивную стартовую полосу трамплина. — Это совсем другое место происшествия.