— Не все они толстые. Вот была у нас училка, помнишь, Златой звали…
— Такую забудешь, — беря свою бутылку пива с пола, пригубляя, ответил Анатолий.
— …Ну, она третьим беременна была, когда нас выпускала, — закончил друг.
— Точно, точно. Вот такую можно как женщину, применяющую это питание.
— Надоел ты со своим питанием, — прежде чем окончательно уткнуться в экран, психанул Гена.
Толик его не слышал. Он был в мире, где полностью и безраздельно властвовало его величество воображение. Оно подсказывало дизайнеру нужные слова и рисунки.
— Как у спортивной обуви, точно… не хочет быть жирной… нет… супермать… — бубнил он себе под нос, черкая карандашом.
Он так увлекся, что опустившаяся на его плечо ладонь была полной неожиданностью. Анатолий вздрогнул и поднял глаза от записей. Его потревожил Гена, он сказал:
— Толь, а ведь реклама пива — штука плохая, — обращался к нему Гена. При этом глаза его были расширены, а в глубине какая-то пустота. Лицо было безучастным, словно у восковой куклы.
— Блин, чего пугаешь, — ответил Толик, поведя плечом, желая стряхнуть руку друга. — Ты же его пьешь?
— Поэтому-то я его и пью. У меня силы воли нет, и я очень поддаюсь убеждению, — сжимая пальцы, продолжая смотреть прямо в глаза Анатолия, прошептал парень.
— А я и хочу научиться убеждать, — отводя лицо в сторону от пустого взгляда, буркнул Толя. — Убери руку, не подружка!
Гена зажмурился, тряхнул головой, отвернулся к телевизору.
— Да я так, в голову пришло. Сам не знаю почему, а пришло. Будто кто-то сел около меня и в самое ухо шепнул: «Останови его, пока не поздно».
— Не гони, а! — махнув рукой, словно отгоняя муху, попросил Анатолий.
— Честно. Я даже понял, что голос о рекламе пива говорил. И вообще о рекламе.
— Скажи в следующий раз, чтобы обладатель голоса шел туда, куда ему нужно идти, потому что ему там самое место. И не отвлекай меня.
— Ладно, — расстроенно ответил Гена, встал, забрал свою бутылку и двинулся на кухню походкой зомби.
— Придурок, — уткнувшись в свои каракули, буркнул Толя. Он снова сконцентрировался, думая о порученной работе. В процессе передернул плечами, подумав: «Кто-то ему шепнул».
Через пять минут он второй раз перечитывал набросок, потом крикнул:
— Эй! Гендос! Иди послушай, что набросал человек, которого ждет бо€льшая слава, чем есть у Дэна Уидена.[1]
Но никто ему не ответил.
— Гендос! — встав на диване и тихонько подпрыгивая на нем, позвал Толя.
Ни звука с кухни. Парень прислушался. За окном гудел город. Пусть это была окраина, но автомобили проезжали регулярно. Шумела молодежь. В квартире же было тихо. Только жалобно скрипел диван, на котором стоял Анатолий, сжимая в одной руке остро заточенный карандаш, в другой лист бумаги.
— Ге-е-е-н! — позвал он безрезультатно.
«Обиделся совсем, что ли?»— спускаясь на пол, направляясь к двери, подумал парень. Потом вспомнил слова друга: «Будто кто-то сел около меня и в самое ухо шепнул: „Останови его, пока не поздно“. Под ногой скрипнула доска. Толя вздрогнул, выругавшись:
— Блин!
Выйдя из единственной жилой комнаты в маленький коридор, парень направился в кухню, попутно заглянув в совмещенный санузел. Пусто. Даже бутылки из-под пива, которое пил друг, нигде не было видно.
«Не мог же он испариться? А может, на улицу свалил? Вряд ли. Дверь громко хлопает, я бы услышал», — подумал Анатолий, повернув обратно в комнату. И тут он заметил, что входная дверь в квартиру слегка покачивалась, словно от легкого сквозняка. Бесшумно ступая, парень прошел туда, осторожно посмотрел в щелочку между косяком и дверью, которая неожиданно распахнулась. Толик отпрянул назад, выставив перед собой карандаш, словно нож. Но на пороге стоял Гена, держа в руке пару бутылок пива.
— Ты чего? — сделав шаг назад, удивился он.
— Где ты был? Я тут ору-ору, — чувствуя, как учащенно бьется сердце, спросил Толя.
— За пивом сбегал в магазин.
— Замок не закрыл?
— Да что с тобой станет, смотрите-ка, — проходя внутрь и с грохотом захлопывая дверь, ответил Гена. — Тут спуститься-то два этажа да три метра пройти.
— Просто я не слышал, как ты ушел, — решил оправдаться Толя.
— Дык ты ж в работе как в компоте, тут не до слуха, — проходя на кухню, достав открывашку, отвечал друг. — Пиво будешь?
— Я то еще не допил, — присаживаясь на табурет напротив окна, сказал дизайнер. — Смотри, что я написал.
Парень протянул листок Геннадию. Тот расправил его на столе, вчитался в текст, одновременно с шумом втянув в себя пивную пену.
— Прикольно, — заключил он.
— Страшно, да? — уточнил Толик.
— Дык, елы-палы, я ж не баба, мне чего бояться.
— Голосов в башке бойся! — вспылил дизайнер, встав с табурета.
— У меня в голове нет голосов, только опилки, — рассмеялся Генка.
— Будто кто-то сел около меня и в самое ухо шепнул: «Останови его, пока не поздно», — пытаясь говорить на манер друга, напомнил рекламщик.
— Ты о чем? — подняв на товарища полные недоумения глаза, спросил Гена.
— Ты же мне так сказал только что, не прошло и полгода! — сказал Толя.
— Не было такого, братуха, — серьезно произнес парень, сглотнув пиво.
Они смотрели друга на друга, не понимая друг друга. Один посчитал, что шутит друг, а второй подумал, что разыгрывают его. Так, в недоуменном молчании, прошло десять секунд.
— Ладно, проехали, — в конце концов сказал Анатолий. — Давай я выпью да пойду в ванне поваляюсь.
Олегу Викторовичу нравилось. Это было заметно по расплывшейся на лице одобряющей улыбке. Он даже перечитал. По привычке посмотрел на потолок. Потом закивал головой и сказал:
— Хорошо, Анатоль, хорошо.
— Вам действительно понравилось? — воодушевился парень.
— Действительно понравилось, но все-таки только хорошо. Пробелы сам видишь или назвать?
— Редактируйте, — кивнул Толя.
— Читаем еще раз. Ты с этой женщиной родила в один час и в один день. Твоего ребенка зовут так же, как и ее ребенка, и ваши дети похожи, как две капли воды. Она сцеживает молоко, чтобы покормить малыша, отчего у нее безобразные растяжки. Она много ест, чтобы молоко было питательным и ребенок поправлялся, от этого она поправляется сама. Ты не хочешь становиться такой. Ты идешь в магазин и покупаешь адаптированное детское питание для младенцев «Mlleko’н». Ты остаешься красивой, не ущемляя ребенка и не заставляя его мучиться, пытаясь высосать грудное молоко. Ты хорошая мать? Нет! Ты отличная мать! Сам сочинил?! — перечитав весь текст, уточнил редактор.
— Сам.
— А я усматриваю здесь переработку небезызвестной, видимо, тебе рекламы известной фирмы спортивной обуви.[2] В точку попал? — ткнув пальцем-сарделькой в сторону Толика, обрадовался Олег.
— В самую, — ответил парень, потупив взгляд.
— А еще знаешь что?
— Не…
— Закон о рекламе, слышал о таком?
— Приходилось, в институте предмет был, — смутно понимая, к чему клонит начальник, ответил Толя.
— Плохо учили, да?
— Как везде, да и когда это было, года два прошло, — оправдывался парень, нервно сжимая пальцами левой руки кулак правой.
— Прилагательное «неэтичная» тебе что-нибудь говорит? — самодовольно спросил Викторович, положа пухлую ладонь на лист с текстом.
— Надо закон перечитать, — пробубнил дизайнер, чувствуя, что сейчас у него есть все шансы продолжить работу в качестве курьера крупного рекламного агентства, не перейдя на ступень выше.
— У моей секретарши возьми копию, у нее есть, — сказал редактор и улыбнулся, протянув раскрытую ладонь для рукопожатия над столом, добавив: — Но это детали, детали. Так все отлично, и ты молодец. За пару часов небось сочинил?
— За пять минут, — слегка занизил планку Толик.
— Молодчина. А закон почитай. Мы в отделе посмотрим, что можно сделать. К тебе же другое дело.
— Какое? — обрадовался парень, засовывая руку после пожатия в задний карман брюк, желая стереть оставшийся на ней пот редактора.
— Обдумай рисунок к социальной рекламе с текстом «Скажи наркотикам свое слово: „Нет!“
1
Дэн Уиден — Родился в 1945 году, основатель частного рекламного агентства «W+K», имеющего представительства в Портленде, Нью-Йорке, Амстердаме, Лондоне, Токио и др. Самое титулованное агентство, имеющее в своей копилке наград Emmy, Clio Award, One Show и др. Известность получил как разработчик рекламы для Nike, Avon, Toyota и др.