— Незнакомые люди договариваются через Интернет о том, что соберутся в определенном месте в определенное время и что-то сделают необычное, при этом не разговаривая между собой, а спустя пару минут разойдутся по своим углам. Я в газете читал, когда в Оренбурге жил. У автора еще фамилия прикольная, Баров? Нет! Галигабаров. Точно…
— Чего ты тараторишь, сынок, — успокоила его старушка.
— Понятно, что за флэш моб? Решили толпой деньгами одарить, — пояснил Толя, посмотрев на нищенку, повисшую на его локте.
— Иди осторожнее, машины тут, — только и ответила она.
— А вы меня не помните? — задал парень тот вопрос, ради которого и вернулся на то же место в метро.
Старуха перевела на него взгляд, сощурилась, напряглась так, что ее подбородок затрясся.
— Вас разве всех упомнишь, благодетелей? — опустив лицо вниз, ответила она.
— Сегодня вы сказали мне, что опасность рядом, чтобы я не делал этого. Чего этого? — настаивал Толик, краем глаза следивший за дорогой. Он видел, что они почти подошли к указанному бабкой зданию.
— Не помню такого. Вот этих благодетелей, спасибо Господи, помню. Лэш моберы-уеберы, — не поднимая головы, сказала нищенка.
— Совсем не помните меня? — удивился Анатолий, чувствуя, как сильно сжала старушка его руку. «Боится, что с деньгами убегу», — подумал он и тряханул пакет, в котором зазвенели-зашуршали монеты.
— Отстань, сынок! Сказала, не помню! Мы пришли.
Действительно, они стояли во дворе нужного дома.
— Вы здесь живете? — разглядывая сохранившуюся местами лепнину над окнами, спросил парень.
— Живу? Разве это жизнь? Сидеть в рванине, — ответила старушка, выпрямив спину. — С тобой что, делиться?
— Чем?
— Деньгами, чем! За просто так никто ничего нынче не делает, — направляясь к подъезду, дверь которого была заперта на кодовый замок, разворчалась она.
— Не нужно, у меня есть.
— Я не настаиваю, — отворяя и проходя внутрь сумрачного подъезда, говорила старуха.
Толик шел за ней и удивлялся происходившей с женщиной переменой. Она резво поднялась по ступенькам, спина прямая, голова гордо поднята.
— Давай быстрее, а то соседи увидят, позору не оберешься. И так многие узнают да с жалобами пристают потом. Объедки приносят. А я их выкидываю…
— Зачем?
— Затем, что жизнь сейчас не та. Педагог со стажем получает смешную пенсию и вынужден сидеть в переходе метро, вонять как чмо…
— Ого.
— Вот те и ого. Сама задыхаюсь. Как ты меня вел, не возьму в голову, да еще бесплатно. Чая попьешь?
— Давайте, — согласился Толя, ощущая урчание в животе. «Почему она не помнит, как схватила меня за запястье, ведь не сумасшедшая?» — подумал он, но снова спрашивать не стал, зачем раздражать человека.
Они сидели на кухне.
— У нее эти дорогие конфеты? — жуя батончик с арахисом, спросил Гена.
— У нее красная икра в баночках, при том, что она часть выручки отдает ментам и еще каким-то крышакам.
— Вот живет бабка. Я тут горбачусь, таская муку, рыбу вонючую. Потею, а она сидит себе да псалмы поет, — наливая черного чая в грязный бокал, — возмущался Генка.
— Она тоже воняет. Правда, это у нее спецодежда, хранится на балконе, чтобы дома не загрязнять атмосферу.
— Как ты выражаешься — атмосферу! — закривлялся друг.
— Это она так выражается, бывшая училка биологии.
— Круто, чувак, — проглотив остатки батончика, сказал Геннадий.
— А ты вчера ночью куда пропал?
— Да так, зависал с одной. В магазине познакомился. Видел бы ты ее дойки. — И парень показал на себе размеры груди девушки.
— Не убила тебя своими?
— О! Тебе рассказать, так не поверишь…
— А ты мне не поверишь, — собрался сообщить важную новость Толя. — Мою идею по пиву купили, а по питанию переработают слегка и тоже впарят, а еще мне задали к «Нет наркотикам» нарисовать картинку, что я успешно выполнил.
— Покажь! — вставая со стула, потребовал друг.
— Сейчас, — ответил Толик и, спешно сбегав в комнату, принес оттуда папку с рисунками, протянул их Генке.
— Ооо! Скажи наркотикам свое слово. Скажи им: «Да!» — пошутил друг, вертя в руках листок бумаги.
— Осторожнее, свин! — заметив, как растаявший шоколад от батончика, оставшийся на пальцах товарища, размазывается по углам картинки, крикнул Толик.
— Какие мы нежные, — отреагировал Гена. — Ты, чем ночами такие ужасы рисовать, лучше бы телку себе нашел, с подружкой для меня.
— Я в Москву не за тем приехал, чтобы местных девочек опылять, — усаживаясь за столом напротив друга, ответил парень.
Он плеснул себе чая. Жидкость уже остыла, на поверхности появилась полупрозрачная, белесая пленка.
— Дерьмо пьем какое-то, — бросил он.
— Мне дермеца подлей, — пододвигая пустой бокал с чаинками на дне, попросил Геннадий, при этом его бицепсы напряглись.
— Ты просто Шварц, — посмотрев на казавшиеся каменными бугры, сказал Толик.
— Я же не сижу в переходе, людям на жалость не капаю. Я грузчиком банчу.
— А я завтра должен с главным встречаться по поводу перевода в дизайнеры, — выдохнул парень.
Генка резко положил рисунки на стол, посмотрел на друга удивленными глазами, протянул руку и хлопнул по плечу:
— Чего молчишь-то, это же повышение, братан!
— Сглазить боюсь, — пожав плечами, ответил Толя.
— О, какие глупости. Вот скоро станешь крутым, зазнаешься, меня бросишь. Только и будут меня утешать девки с большими дойками, как вчерашняя…
И Геннадий принялся в подробностях описывать как, куда, как долго, где и чем закончилось вчерашнее рандеву с девушкой. Толик слушал его, слегка завидуя простоте друга, приехавшего вместе с ним в большой город, чтобы устроиться на работу, сделать карьеру, но успокоившегося на заработке грузчика. В процессе разговора он собрал рисунки: женщина, одной ноздрей втягивающая кокаин, из другой у ней текла кровь; девочка с плюшевым мишкой в руках, наблюдающая, как старшая сестра пускает по вене героин… Потом Толику вспомнилась эта старуха, учитель биологии с опустошенными глазами и такие же глаза Гены несколько дней назад. Он задумался: «Если бы не эта ерунда, то в моей жизни сплошная полоса удачи!»
— …К той тогда, помнишь, на дачу ездил. Так у нее коробка использованной резины… — не замечая, что Толя его не слушает, продолжал Генка, вспомнив другую свою случайную подружку.
Вообще-то он в Москве только и делал, что работал, выпивал порой, частенько перепихивался с девицами, легкими на подъем, да откладывал немного денег в банк, на будущее.
«Стоит отдать ему должное, не все тратит», — смотря на энергично жестикулирующего друга, объясняющего, как он ее, думал Анатолий. Он волновался перед предстоящей встречей. Сотрудники агентства, которым он успел вскользь рассказать о своих успехах, предупреждали, что главный строг, справедлив и обыденности вкупе с неподчинением не потерпит…
— Вот она голосила… — рассказывал Гена, но он не успел закончить повествование, поскольку…
В окно, разбрызгивая стекло, что-то влетело, бухнулось о стену и упало на пол.
— Вот, бли! — глянув в окно, выругался Генка. Он заметил удаляющегося в сторону подземного перехода мальчика в красной с белыми полосами футболке, такого же окраса бейсболке, шортах. Какой-то пьянчуга кричал ему вослед: «Чо ты, едалааа, творишь!» Хулиган прибавил шаг, не обернулся.
— Поймаю, суку! — бросившись к входной двери, крикнул грузчик. Он открыл ее, вылетая на лестничную площадку.
— Черт! — рявкнул Толик, решивший осмотреть предмет, брошенный в окно.
Он присел на корточки и поднял булыжник, обвязанный грязно-белым бинтом, из-под которого виднелась свернутая бумажка. С улицы донесся вопль Гены: «Стой, урод!» Отложив камень, Толя поспешил присоединиться к другу. Оказавшись снаружи, оглядевшись, он его не увидел. Несколько человек стояло около магазина, молодая пара с коляской прогуливалась на другой стороне улицы, по трассе проносились машины. Он не знал, куда бежать, вертел головой из стороны в сторону, порываясь пойти то влево, то вправо. Его окликнул мужик с лицом пропойцы: