– А по фамилии? – спросил лейтенант.
– Зачем тебе моя фамилия? – удивилась старушка.
– Так положено, – произнёс оперативник суровым голосом.
– Ну, если положено, – улыбнулась Кузьминична, – то пиши – Гаврилова.
– Вы постоянно здесь проживаете?
– Последние семьдесят пять лет да, – гордо кивнула баба Валя и просветила лейтенанта: – А до этого мы с родителями жили в бараке.
– Сколько же вам лет? – вырвалось у оперативника.
– Ты что, жениться на мне, что ли, собрался? – хихикнула старушка.
– В смысле? – растерялся Уваров.
– В том смысле, что годами моими интересуешься. И того, видать, не знаешь, что у женщин про возраст спрашивать неприлично.
– Так я для протокола, – нахмурился лейтенант.
– Ну, если только для протокола, то пиши – восемьдесят пять.
– Ого! – присвистнул лейтенант.
– Чего свистишь-то, – теперь нахмурилась Кузьминична, – денег не будет.
– Так это у меня от восторга вырвалось, – начал смущённо оправдываться он.
– Если от восторга, тогда ладно, – махнула рукой старушка, – люблю, когда мной восторгаются. – Она внимательно посмотрела на него и добавила: – Небось думаешь, что старая в маразм впала.
– Ничего я такого не думаю.
– И правильно делаешь. Заруби на своём носу, что женщине в любом возрасте приятно, когда ею восхищаются.
– Валентина Кузьминична, – жалобно проговорил лейтенант, – давайте уже к делу перейдём. Я, между прочим, на работе.
– Ишь ты, шустрый какой! Жалко ему пару минуточек уделить старой женщине.
– Мне-то не жалко, – вдохнул оперативник, – только вот начальство мне шею намылит, если я буду заниматься не делом, а пустыми разговорами.
– Неужто оно у тебя такое строгое? – сделала вид, что не поверила, баба Валя.
– Очень, – заверил её оперативник, тщетно пытаясь скрыть улыбку.
– Спрашивай, – великодушно разрешила баба Валя, – только я сразу предупреждаю, что представления не имею, кто убил эту свиристёлку.
– Какую свиристёлку? – даже не попытался скрыть своего изумления оперативник.
– Жиличку Севастьяна.
– Вы имеете в виду квартирантку Игнатьева? – уточнил он.
– Кого же ещё?! Сам-то Севастьян жив-здоров. Видела, как он сначала вошёл в подъезд, слышала, как он топал по лестнице, точно за ним полчище чудищ мчалось. А недавно он вышел. И уже не торопился. Правда, лица на нём не было.
– Вы ошибаетесь, – улыбнулся оперативник.
– В чём же это я ошибаюсь? – упёрла руки в боки баба Валя. – Что на Севастьяне лица не было? Так я это собственными глазами видела!
– Нет, – невольно улыбнулся оперативник, – про лицо Игнатьева ничего сказать не могу. Но квартирантка Севастьяна Павловича, как мы надеемся, жива.
– Жива? – ахнула старушка. – Кого же тогда убили?
– Неизвестного молодого мужчину, – оперативник не собирался сообщать Кузьминичне имя жертвы.
– Господи ты, боже мой! – воскликнула старушка. – Доигралась!
– Кто доигрался?
– Жиличка Севастьяна. Вы его вызывали, чтобы он опознал убитого?
– Нет, он нам нужен был, чтобы не ломать дверь.
– Ага, понятно. А Севастьян его опознал?
– Кого?
– Убитого вашего?
– Нет, Игнатьеву личность жертвы неизвестна.
Только тут лейтенант сообразил, что они с бабой Валей поменялись местами. Не он её опрашивает, а она его. Поэтому Уваров постарался тут же придать себе солидный вид и опросить наконец неугомонную бабульку.
– Чего напыжился-то, – ласково улыбнулась она, – спрашивай. Чего знаю, скажу.
– Валентина Кузьминична, вы были знакомы с гражданкой, снимающей квартиру у Игнатьева?
– Нет. Она мне не представлялась и по-соседски за хлебом и солью ко мне не приходила.
– Понятно. Но она всё-таки вам знакома.
– Знакома или нет, суди сам. Кто-то сериалы цельными днями смотрит, а я в окно гляжу.
– Зачем? – удивился лейтенант.
– Как это зачем? То внука дожидаюсь из школы, то внучку из института, то дочку с работы. Да и на соседей интересно посмотреть. Теперь ведь люди почти что не ходят друг к дружке в гости, а во дворе я вижу их всех.
– Понятно. И что вы можете сказать о женщине, снимающей квартиру у Игнатьева?
– Что я могу о ней сказать, – задумалась Кузьминична. – Точно то, что постоянно она здесь не жила, но наведывалась часто.
– Как часто?
– Раза три в неделю. Иногда чаще, иногда реже.
– Одна?
– Когда одна, а когда и с мужчинами.
– С несколькими? – вытаращил глаза оперативник.