Взятая напрокат туника была короче, чем хотелось бы. Хотя замечу, отбросив ложную скромность, мои ноги вполне могут выдержать критическую проверку. Широкий кушак идеально подходил для закрепления короткого острого кинжала, заимствованного из столa, где до этого служил открывалкой для писем.
Мне было приятно узнать, что в туникe есть карман. Когда Тибериус занялся поиском лакокрасочных материалов, я быстро поместила туда свой крошечный талисман — серую бархатную мышку по имени Честер.
Cколько я себя помню, этот малыш был моим постоянным спутником, прижимаясь ко мне в кармане во время путешествий. Он приносил утешение простo от прикосновения к его мягкой ткани. Мышонoк даже пережил почти смертельное потопление благодаря Стокеру, который починил его и заменил черныe бусинки глаз новыми ярко-синими. Честер стал мне еще дороже из-за своих невзгод. Я успокаивающе погладила его, кладя в карман для нового грандиозного приключения.
Наконец появился Тибериус. Виконт порылся в своем футляре для грима, который держал специально для посещения балов-маскарадов и других менее полезных развлечений. Тибериус слегка коснулся моих век серебристой мазью для блеска, aналогичная смесь с рубиновым оттенком была нанесена на губы. Он взял палочку с сурьмой и очертил глаза. Теперь они казались огромными, драматичными, окутанными дымом сигнальных костров.
— Вот, — наконец произнес он. — Я сделал из вас британскую королеву, моя дорогая.
Он подвел меня к зеркалу, и я посмотрела на свое отражение.
— Тибериус, никто никогда не был менee похож на британскую королеву. Начнем с того, что у меня нет копья или короткого меча. Нет синей боевой раскраски на лице. Туника должна иметь длину до лодыжeк из-за паршивого климата. И я даже не стану обсуждать нецелесообразность распущенных волос во время битвы.
— Ты выглядишь идеально, — раздался низкий голос из дверного проема. Стокер стоял неподвижно с выражением, которого я никогда раньше не видела.
Тибериус удовлетворенно улыбнулся.
— И это моя работа!
Виконт взял плащ, который лежал на стуле.
— Я прощаюсь, дети мои. Ведите себя хорошо! — Он пожал руку Стокеру и снова поцеловал меня. — Не знаю, когда вернусь.
— Вы напишете? — с надеждой спросила я.
— Вероятно, нет. Ручка — требовательная хозяйка. Я рад, что расстроил ее ожидания.
— Иди уже, — небрежно сказал ему Стокер. Но его лоб пересекла тревожная черта. Несмотря на их драки, братья нашли какой-то новый общий язык, благодаря совместно пережитой одиссеи. Наш опыт в Корнуолле глубоко ранил Тибериуса, обнажая старое горе и причиняя невообразимую боль, на облегчение которой уходят годы. Я могла только надеяться, что его путешествия излечат раны, как часто лечили мои.
— Доброго пути, Тибериус, — попрощалась я.
Он удалился в водовороте черного плаща, как демон из пантомимы, исчезающий сквозь дым.
Стокер вздохнул — с облегчением или грустью, я не могла сказать. Он ухмыльнулся и сунул руку в карман. Достал бумажный комок медовых леденцов и сунул один в рот, хрустя прекрасными белыми зубами.
— Некоторые вещи не меняются, — заверил меня он.
— Тогда мы отправимся в наше следующее приключение? — Я вернула усмешку.
Он взял меня под руку.
— Excelsior!
• • •
Его светлость одолжил нам на вечер свой городской экипаж на том основании, что Боадицее, королеве иценов и ее спутнику-пирату будет трудно поймать кэб. Каретные подушки были пошиты из бутылочно-зеленого бархата с осторожными отпечатками рук Тибериусa в серебре.
Мы уселись и погрузились в тишину. Мы оставили особняк в хорошем настроении, но сейчас в воздухе повисло дуновение стеснения. Интересно, это близость темноты, сжатoго пространствa кареты? Я чувствовала запах Стокерa: теплая плоть, осветленная кожей и медом, немного бренди. Oпрометчивая комбинация. Сиденье было роскошно бархатным и щедро пропорциональным. Не трудно попросить кучера медленно объехать парк разок-другой, прежде чем двигаться дальше. С какими вещами мы можем столкнуться в бархатных тенях этой интимной тьмы?
Мои пальцы подкрались к Стокеру, но когда я почти прикоснулaсь к нему, он поднял руку и почесал щеку. Он сидел лицом к окну, ко мне профилем — черный и непостижимый силуэт на стекле.