– Это необходимый первый шаг, – сказала Мирна. – Они сначала как бы обесчеловечивают жертву. Ты это хорошо объяснил.
Она знала, о чем говорит. До своего приезда в Три Сосны Мирна работала психотерапевтом в Монреале. И, будучи чернокожей, часто видела на лицах людей то единственное в своем роде выражение, которое появляется, когда на тебя смотрят как на мебель.
Рут обратилась к Оливье, меняя тему разговора:
– Я была в подвале и нашла там кое-какие вещички. Подумала, может, ты продашь их для меня?
Подвал Рут был ее банком.
– Прекрасно. Что за вещи?
– Да кое-что из рубинового стекла…
– О, замечательно. – Оливье любил цветное стекло. – Ручное дутье?
– Ты что, меня за идиотку держишь? Конечно ручное дутье.
– Ты уверена, что они тебе больше не нужны? – Оливье всегда задавал этот вопрос своим друзьям.
– Прекрати меня об этом спрашивать. Думаешь, я завела бы разговор, будь у меня какие-то сомнения?
– Старая сука.
– Шлюха.
– Ну хорошо, расскажи мне о них, – сказал Оливье.
Вещи, которые Рут доставала из подвала, и в самом деле были невероятными. У нее словно имелась нора, прорытая в прошлое. Там было много мусора вроде старых сломанных кофеварок и перегоревших тостеров. Но от большинства других вещей у Оливье сердце заходилось. Корыстный торговец антиквариатом в нем (а эта личность составляла гораздо бо́льшую часть его существа, чем он готов был признать) был в восторге оттого, что имеет эксклюзивный доступ к сокровищам Рут. Ему иногда снились сны наяву об этом подвале.
Но если сокровища Рут возбуждали его, то при мыслях о доме Джейн он просто слюной истекал. Он готов был убить, чтобы увидеть, что там у нее за кухней. В одной ее кухне антиквариата было на десятки тысяч долларов. Когда он по настоянию паникера Габри впервые появился в Трех Соснах, то чуть не потерял дар речи, увидев линолеум в прихожей Джейн. Если у нее прихожая – настоящий музей, а кухня – сокровищница, то что, черт возьми, скрыто в других помещениях? Оливье выкинул из головы эту мысль, подумав, что его, скорее всего, ждет разочарование. «IKEA». И ворсистый ковер. Он давно уже перестал спрашивать себя, почему Джейн никогда никого не приглашает за распашную дверь в ее гостиную и дальше.
– Что касается удобрений, Джейн, – сказал Габри, согнувшись всем своим мощным телом над одним из пазлов Питера, – то я смогу доставить их вам завтра. Вам нужна помощь по саду?
– Нет, там уже почти все сделано. Но наверное, в последний раз. Мне это становится не по силам.
Габри с облегчением услышал, что его помощи не требуется. Разобраться с собственным садом тоже требовало немалых трудов.
– У меня есть много деток розового алтея, – сказала Джейн, вставляя на место кусочек пазла с голубым небом. – А как вам понравились бархатцы? Что-то я их у вас не заметила.
– Я их сажал прошлой осенью, но они никогда не называли меня мамочкой. Вы мне еще не дадите? Могу поменять на монарду.
– Боже, не делайте этого.
Монарда была цукини цветочного мира. Она играла значительную роль на осеннем базаре и была незаменима в костре на День благодарения, от нее исходил сладковатый запах бергамота, а потому возникало ощущение, будто во всех домах деревни заваривают чай «Эрл Грей».
– Мы рассказывали о том, что случилось сегодня после вашего ухода? – театральным голосом сказал Габри, отчего все уши в комнате насторожились. – Мы готовили горошек для вечера…
Клара закатила глаза и прошептала Джейн:
– Должно быть, потеряли открывашку.
– …и тут раздался звонок и появились Мэтью Крофт и Филипп.
– Не может быть! И что дальше?
– Филипп пробормотал: «Я сожалею о том, что случилось утром».
– А вы что ему сказали? – спросила Мирна.
– Мы сказали: «Докажи это», – ответил Оливье.
– Не верю! – вскричала Клара со смехом.
– Поверь, я так и сделал. В его извинении не было искренности. Он сожалел, что его поймали, и беспокоился о последствиях. Но я не поверил, что он раскаивается в содеянном.
– Совесть и трусость, – сказала Клара.
– Ты это о чем? – спросил Бен.
– Оскар Уайльд говорил, что совесть и трусость в сущности одно и то же. Мы не совершаем преступления не потому, что этого не позволяет совесть, – мы просто боимся быть пойманными.
– Интересно, так ли оно на самом деле, – сказала Джейн.
– А ты могла бы? – спросила Мирна у Клары.
– Совершить преступление, если бы я знала, что оно сойдет мне с рук?
– Изменить Питеру, – предложил Оливье. – Ограбить банк. А еще лучше – украсть работу другого художника.