Из кухни выглянула кухарка.
— А с газетой мне что делать? — негромко спросила она хозяйку. — Потому как если она пани нужна, так, может, её спрятать куда или ещё что?
Вздрогнув, Марина с силой выдохнула воздух, из-за чего шарф на лице вздулся пузырём. Юстинка остановилась на лестнице. Ей хотелось знать ответ тётки.
— А я что, рыжая? — вдруг возмутилась хозяйка, со стоном вылезая из кресла. — Мне тоже хочется белого вина, там есть в холодильнике. И надо принести бутылку из кладовки, а то вдруг этому… а то вдруг мужу захочется ещё. Газеты давай сюда.
Домработница вручила хозяйке смятую кипу газетных листов, и та нежно прижала их к груди. И только тогда обнаружила на себе шарф, о котором напрочь забыла. Неловко размотала его одной рукой и принялась оглядываться, явно в поисках места, где можно спрятать несчастную «Газету выборчу». Было видно, что она очень к ней привязана. Совершенно непонятно почему.
В спальне нельзя, а вдруг Каролю вздумается зайти туда? По той же причине не подходили ни кухня, ни гостиная, ни библиотека. Хозяйка повернулась к лестнице, ведущей на второй этаж.
Что-то заставило Юстину поскорее подняться и забежать в свою комнату. Тут же послышались тяжёлые шаги тётки, потом скрипнула дверь одной из пустующих комнат для гостей. И сразу Марина спустилась обратно вниз.
Юстина занялась своими делами. И только перед самым сном, уже укладываясь в постель, вспомнила про скандал с газетой и подумала, что легко может удовлетворить любопытство, взглянув на неё. Если бы речь шла о личной корреспонденции, ей и в голову не пришло бы рыться в чужой тайне, но массовый печатный орган — достояние общественное, какие могут быть в газете интимные секреты? И чего это тётка так носится с «Выборчей»?
Сильно потрёпанная, измятая и даже местами надорванная, «Газета выборча» лежала на видном месте, тётка и не пыталась её спрятать. С большим интересом девушка пробежала заголовки передовиц, потом ознакомилась с заголовками помельче. Ничто не привлекло её внимания. Не могла же тётка нежно прижимать к груди сообщение о неудачных дорожных работах под Вроцлавом — прорытая и заброшенная канава после последних дождей превратилась в бурную речку, стремительный поток начисто снёс все коммуникации между Тлей Костельной и Нижней Хлябью. Опять же вряд ли тётку заинтересовала битва футбольных фанатов с любителями виндсёрфинга на окраине никому не известного Мронгова. Может, вот эта заметка, разоблачающая двух высоких чиновников железнодорожного ведомства? Вдруг это тёткины знакомые. Нет, Юстинка, хорошо зная свою тётку, сомневалась, что ту может заинтересовать даже сольное выступление президента на площади Конституции, отплясывающего краковяк в живописном народном костюме. Разве что он бы при этом ещё размахивал сверкающими на солнце жемчужными ожерельями, только что лично похищенными из близлежащего ювелирного магазина…
Наконец девушка добралась до раздела объявлений и поняла — вот оно! Среди объявлений три были жирно подчёркнуты красным карандашом, причём одно из них ещё и обведено в кружок. А номера телефонов Марина с такой силой подчёркивала, что разорвала газету. Как это похоже на тётку! Вместо того чтобы выписать себе нужные телефоны или хотя бы отодрать кусок газеты с заинтересовавшими объявлениями, тётка по всему дому таскала целую кучу макулатуры. И зачем она полезла с этим в кабинет дяди? А, наверное, собралась звонить, чтобы её Хелена не смогла подслушать, подняв у себя в кухне отводную трубку. Только телефон в кабинете не соединялся с другими аппаратами в доме. Да не стала бы её подслушивать Хелена, чего только тётка не придумает!
Девушка внимательно прочла отмеченные объявления. Все три, хотя и в разной форме, рекламировали охранные агентства. А обведённое кружочком гарантировало и какие-то дополнительные услуги. Возможно, предлагались частные детективы.
О господи, что ещё взбрело в голову тётке?
Положив газету на место, обеспокоенная и заинтригованная, Юстина вернулась в свою комнату. Ещё немного поломав голову над новыми тёткиными выдумками и так ни до чего не додумавшись, девушка легла спать.
Позавтракав шницельками из индюшачьей грудки, Кароль Вольский снова испытал угрызения совести. Может, он и в самом деле бывает иногда слишком суров с женой? И тут же одёрнул себя — ишь разнюнился. Имеет он право хоть в собственном доме расслабиться, сбросить груз эмоций и стрессов? А расслабиться при такой жене нет никакой возможности. Никогда не услышать ему доброго, участливого слова, ласкового утешения, никогда не заговорят с ним на какую-нибудь отвлечённую, приятную тему. Слышит только глупости и надоевшее нытьё. Ну разве можно так жить? Природа наградила его характером вспыльчивым, необузданным, сколько труда и нервов стоит ему сдерживать свои эмоции на работе, неудивительно, что дома иной раз и сорвётся. Ну да ладно, каяться — тоже не в его характере.