— Нет, в нашей семье ученых нет. Мой отец работал в торговле.
— Он интересовался наукой?
Джон покачал головой:
— Вообще не интересовался. Он обожал ловить рыбу и играть в азартные игры — такие у него были увлечения. Здесь он был просто ходячей энциклопедией. Знал все об удочках, лесках, грузилах, наживках, поплавках, приманках, покере и беговых лошадях. Он мог сказать, в какой именно части реки собралась в данный момент рыба, и назвать поименно всех лошадей, участвующих в скачках почти по всему миру. — Он улыбнулся. — Наверное, можно сказать, что он серьезно изучил науку рыбной ловли и игр на деньги.
— Вам не кажется, что есть некое сходство между рыбной ловлей и методами научных исследований? — спросила Салли.
Джону хотелось одновременно и угодить журналистке, и направить разговор в нужное ему русло.
— Я думаю, моя мать оказала на меня куда большее влияние, — ответил он. — Она была учительницей математики — и всегда интересовалась абсолютно всем на свете. И при этом она была очень практичной женщиной. Сегодня могла, например, разобрать на части электрический двигатель, чтобы показать мне, как он работает, а завтра обсуждать со мной теологические сочинения Эммануила Сведенборга. Мне кажется, именно от нее я унаследовал такую любознательность.
— Похоже, от матери вам досталось больше генов, чем от отца.
Джон тут же подумал о Детторе.
— Возможно, — бесстрастно произнес он.
Как, черт возьми, Детторе мог ошибиться? Как? Как?
— Ну хорошо, доктор Клаэссон, а теперь не могли бы вы вкратце описать — ну, в общих чертах — проект, которым занимается ваша лаборатория?
— Да, разумеется. — Джон задумался на пару секунд. — Что вы знаете о структуре человеческого мозга?
Ее лицо на мгновение напряглось. Совсем чуть-чуть, но Джон сумел уловить посыл. Не разговаривай со мной так покровительственно.
— Моя диссертация была посвящена природе сознания.
Джон изумился:
— Вы защитили диссертацию? Где вы учились?
— В Тулейнском университете.
— Я впечатлен. — Даже больше — Джон был поражен. Он никак не ожидал, что она обладает какими-то познаниями, кроме общих.
— Мне просто не хотелось, чтобы вы думали, будто разговариваете с безмозглой курицей.
— Я ни на минуту…
— Подумали-подумали. — Салли широко улыбнулась. Ее глаза снова потеплели. — Я заметила.
— Ну ладно, сжальтесь надо мной! У меня и так выдался тяжелый день — не надо разделывать меня под орех.
Официантка принесла пиво. Не дав ей даже поставить кружку на стол, Джон принял пиво у нее из рук и тут же сделал большой глоток.
— Итак. Ваш вопрос. Мы изучаем человеческие органы, и в частности человеческий мозг, пытаясь понять, как они эволюционировали до нынешнего состояния и каких изменений можно ожидать в будущем.
— Вы надеетесь, что результаты позволят вам определить, что такое человеческое сознание?
— Именно.
— Можно ли сказать, что в ваших программах моделирования используется принцип нейродарвинизма?
— Это термин Эдельмана. — Джон глотнул еще пива. — Нет, не совсем так. Даже совсем не так. — Одно из стекол в очках было чем-то запачкано, и это раздражало Джона. Он снял очки и протер их носовым платком. — Вы же наверняка это проходили. Нейродарвинизм подразумевает, что, если вы создаете робота и не закладываете в него программу, он должен научиться всему из собственного опыта, как происходит у людей. Такой подход должен привести к созданию думающих машин путем копирования человеческого мозга. Мы этим не занимаемся, у нас другая задача.
Он рассмотрел очки на свету — стекло все равно было каким-то мутным. Джон вытер его еще раз.
— Наша задача — смоделировать на компьютере то, что происходило за миллионы лет эволюции, воссоздать примитивный мозг, поместить его в условия естественного отбора и посмотреть, как он будет меняться, достигать того уровня развития, на котором находится наш мозг сейчас. В то же самое время мы создаем виртуальные модели современного человеческого мозга и смотрим, как он будет эволюционировать в будущем.
— Тогда у меня есть еще вопрос, доктор Клаэссон.
— Называйте меня просто Джон.
— Хорошо, Джон… спасибо. Вы сказали, что воссоздаете примитивный мозг, верно?
— Да, совершенно верно.
— Насколько примитивный? Как далеко вы возвращаетесь? К палеолиту? Юрскому периоду? Кембрийскому?
— Еще раньше. К архейскому.
Пиво давало себя знать. К своему удивлению, Джон заметил, что выпил уже две трети кружки. Он понимал, что не должен пить так быстро и так много, но чувствовал себя на редкость хорошо. Просто замечательно.