– Вот почему я сейчас в Красноярске, – невесело улыбнулся Авруцкий. – Академический мир заклеймил меня еретиком и провокатором; с моей карьерой было покончено, но и сейчас я продолжаю вести записи по уточнению диагноза психических заболеваний.
Теперь вернёмся к Тане. Кроме физических повреждений, которые не удалось устранить полностью, у неё был панический страх перед людьми, особенно – перед незнакомцами: только через полгода она перестала прятаться от персонала нашей клиники, от санитаров скрывается и теперь. Откровенно говоря, её нельзя назвать сумасшедшей в общепринятом смысле слова, – она всё ещё смертельно напугана. Даже с точки зрения официальной диагностики у девочки нет психического заболевания. Во-первых, отсутствуют психотические симптомы: она понимает, кто есть кто, и где она находится. Во-вторых, это не может быть паранойя, поскольку такая болезнь развивается уже в зрелом возрасте. В-третьих, отсутствует идея фикс; ребёнок просто боится незнакомых людей. Это нервное расстройство называется антропофобией. Временами мне удаётся поговорить с девочкой, я или Варвара читаем ей книги с картинками, а она слушает. Поскольку Таня – необычный пациент, мы выделили ей отдельную комнатушку, чтобы не травмировать присутствием соседей. У меня всё ещё теплится надежда, что её удастся вернуть в обычный мир. Для этого нужно постепенно купировать страхи. Вот и всё, наверное…
Пока Авруцкий рассказывал, я сосредоточенно следил за выражением его лица и скупыми жестами; в эти мгновения мне пришлось самому стать исследователем, чтобы ничего не пропустить. И решающий момент настал: пора было запускать задуманную прежде провокацию. Я нарочно делал вид, что его научные рассуждения усыпили бдительность дилетанта. Четыре года он пытается победить Танины страхи, но каковы результаты? От меня не укрылось, что доктор почти не называет девочку по фамилии.
– Вы уверены в диагнозе, который поставил хирург?
Игорь Михайлович выглядел удивлённым.
– Это было профессиональное заключение: во время взрыва пострадал лицевой нерв, и не вина хирурга, что он не смог восстановить его функции.
– Бывает ли так, что после страшного удара по психике у человека случается паралич?
Доктор взглянул на меня так, словно только что увидел.
– Иногда такое происходит. Скажем, после известия о смерти близких некоторых людей разбивал полный или частичный паралич.
Это была большая победа: теперь он понимал, что со мной можно откровенно говорить на специальные темы. Моя догадка, основанная на логическом предположении, оказалась верной. Тогда я решил пойти ва-банк.
– Сознайтесь, что вы были знакомы с Лещиновыми ещё до трагедии.
Выстрел, сделанный наугад, попал в цель. Авруцкий замер, потом достал папиросы и спички, затянулся и не сразу выдохнул дым.
– Мы с Сергеем знали друг друга. В Томске он был одним из трёх добровольцев, участвовавших в эксперименте, о котором я рассказывал. После моего изгнания мы встретились в Красноярске и продолжили знакомство. – Он насторожился.
– Как вы узнали? Разве охранное отделение следит за мной?
– Конечно, нет. Рюмин ловит террориста, но не подозревает вас. А вы, Игорь Михайлович, разве не хотите, чтобы убийцу поймали?
– Не-ет, – вдруг прошипел Авруцкий. – Я хочу, чтоб он сдох! А вы?..
– Хочу, – кивнул я в ответ. – Но мне кажется, что необходимо уберечь от нового потрясения Таню Лещинову: вам известно, что очередная смерть наступает после её появления на фотографии. Или это вы насылаете проклятие на злодеев?
Авруцкий покачал головой.
– К сожалению, нет. А вдруг всё происходящее – это совпадения?
– Послушайте, Игорь Михайлович, – решительно начал я. – Невооружённым глазом видно, что вы сочувствуете девочке, – так давайте поможем ей. Вы расскажете всё, что знаете о Лещиновых и о Тане, а мы попробуем поймать террориста и тем самым отведём от неё все подозрения.
Многие в России пострадали от террора. Мне не передать, что творилось в Петербурге – убийства и взрывы! – так что даже император Николай Александрович во время смуты уехал с семьёй из Зимнего в Царское Село. У Петра Аркадьевича Столыпина во время теракта на даче ранило трёхлетнего сына, а дочка на всю жизнь осталась хромоножкой. Давайте сделаем так, чтобы опасный террорист болтался на виселице, и Танечке некого было бояться!
Авруцкий бросил недокуренную папиросу в пепельницу с драконом и обхватил рельефный лоб левой рукой.