— Тьфу! — плюнул с досады Иосиф, — Еще Конан Дойль писал: допрашивать даму — неблагодарное занятие. У нее и глаза бегают, и ручки дрожат — как есть преступница, а причина в том, что носик забыла напудрить и молока не купила. Не могла раньше мне сознаться? Столько бы нервов сберегла нам обоим! Глупая ты баба!
В ответ Зина счастливо улыбнулась и нежно обняла своего рыжего Мегрэ.
Через час Ося нашел друга погруженным в глубокое раздумье. Даня сидел в комнате и курил, мрачность окутывала его, как черный плащ Дракулы.
— Слушай, — безрадостно обратился Данила к приятелю, — кто сказал, что признание обвиняемого — король доказательств?
— Не знаю… А кто признался-то? Неужели Лариска?
— Нет, Гоша.
— Гоша?!! — Иосиф осекся, у него перехватило дыхание, — Это шутка? Как Гоша мог…
— Вот и я сомневаюсь, что Георгий мог убить Варьку. Но он сам мне рассказал, как дело было.
Иосифу тоже стало тошнехонько, когда Даня закончил вялый пересказ Гошиного признания. За пару лет знакомства Ося и сам успел проникнуться к Георгию теплыми, почти родственными, чувствами. У него никогда не было такого взаимопонимания с родным отцом, как с Гошей. Осе до смерти не хотелось менять свое мнение о Данькином отчиме, умном, смелом и добром человеке, на противоположное. Не хотелось ему про Георгия плохо думать: получалось, что Гоша убил из-за страха разоблачения, а потом принялся за подтасовку улик, пытаясь подставить вместо себя другого человека. А еще — во всем повествовании опять ощущалась какая-то путаница, скрытая неправильность, и в ней-то и была разгадка. Георгий так же, как Павел, Зина, Зоя, Лариса, что-то скрывал. Что можно прятать, признаваясь в самом страшном — в убийстве? Может, все блеф?
Оказалось, что у Данилы схожее мнение. В ход опять пошли бумажки со схемками, списки алиби и улик, сопоставление показаний. Мозги у обоих работали с такой интенсивностью, что грозили вот-вот расплавиться. Даже в комнате температура поднялась, словно в котельной. Хрупкие, будто безе, осколочки понемногу слипались в нечто правдоподобное…
И вдруг в последнюю минуту все рухнуло, совершенно как в триллере длиной в 250 серий, который просто права не имеет заканчиваться преждевременным объяснением. Откуда-то снизу, из столовой, раздался трубный глас:
— Мальчики!!! Помогите передвинуть стол!!!
Сыщики посмотрели друг на друга безнадежным взглядом. Настрой был безвозвратно утерян, и Даня с Иосифом кротко направились в "залу", на громоподобный зов.
По углам столовой крысой Чучундрой шныряла Лариска, вытирая пыль со столешниц и деревянных завитков. Наверное, в ней проснулась совесть, пусть и с некоторым опозданием. Выжившая жертва Алексиса решила разгрузить свою работящую сестру, хотя бы частично. Ося и Данила понадобились Ларисе в качестве грузчиков и группы моральной поддержки. Переставляя всякие резные финтифлюшки с места на место, приятели решили совместить неприятное с необходимым: расспросить второстепенную подозреваемую насчет кресла, которое зачем-то выставили из законного угла на середину спальни, а потом сослали на вечное поселение на чердак. Чашки с кофе и коньяком, приносимые Варваре дочуркой, можно было истолковать, как проявления нежной заботы, но чертово кресло… оно по-прежнему вызывало стойкие сомнения в невиновности Фрекен Бок. Лариса, не подозревая о своем шатком положении, на вопросы кузена и его приятеля отвечала охотно, даже не задумываясь — весь потенциал ее мышления поглощали труднодоступные углы. В них за прошедшую неделю скопились целые культурные пласты пыли.
— Кресло? Да, я его выдвинула. За ним Аделька описалась.
— Аделька… что?! — вскинулся Даня, уронив деревянного слоника и пару салфеточек.
— Напрудонила целую лужу, — безмятежно пояснила Лариса, не замечая его реакции, как, впрочем, и того факта, что Иосиф сидит на полу и хихикает, вытирая слезящиеся от смеха глаза пыльной тряпкой, — Мои бандитки вечно ее гоняют по дому, чтобы поймать и потискать. А кошка удирает что есть сил и прячется, где может. Аделька их боится до дрожи в хвосте. Мне, конечно, не уследить за дочками, хоть я и держу моих красотуль подальше от кошки. А маме не нравилось, как с ее любимым зверем обращаются. Еще больше не нравилось, как Аделька забивалась в разные углы, истошно там орала и регулярно писалась от страха, когда ее мои девки настигали. Ну, я в подмоченных закутках убирала потихоньку, — тараторила Лариска, ползая где-то под гигантским центральным столом и протирая столешницу снизу, — Так и с креслом проклятым получилось: праздник в разгаре, а в спальне — Тихий Вонючий океан. Пришлось рукава засучить, подол платьица подоткнуть, да и подтереть неароматную лужицу. Мне ужасно жаль… И я сперва даже подумала: маму специально стукнули, представляете! — Ларка хотела взмахнуть рукой, показывая всю меру своих заблуждений, но стукнулась локтем и зашипела от боли.