Экстравагантной перепланировкой руководил в 1941 году сам доктор. Ему требовалась треугольная комната для сеансов электротерапии, необычно толстые стены, обитые кожей для звукоизоляции, пятнадцатисантиметровое отверстие с визиром в стене — наблюдать за процедурами, фальшивая дверь. Вокруг дома возвышалась стена до середины третьего этажа, «чтобы пациенты будущей клиники не смущали соседей, а соседи — пациентов» или «чтобы соседские дети не бросали в сад косточки от персиков». Рабочие, как и половина Парижа, боготворили «народного доктора»: Петио бесплатно лечил обездоленных, спешил к ним в любое время суток, словно никогда не спал, презирал комендантский час, и немецкие патрули не замечали его — насвистывавшего человека в бабочке, крутившего педали велосипеда с большой корзиной на багажнике.
Парижане возили в таких корзинах, что удастся раздобыть на черном рынке. Ну а что возил доктор — об этом лучше не думать.
11 марта 1944 года к дому подъехали два полицейских на велосипедах. Соседи жаловались на тошнотворный запах, уже несколько дней источаемый поднимавшимся из трубы черным дымом. «Флики», как называют полицейских во Франции, не располагая ордером, позвонили доктору, попросившему дождаться его. Но, не выдержав зловония, взломали окно и зашли в нежилой на вид дом. Дорогие, но сальные и грязные мебель и ковры соседствовали с выпотрошенным диваном и разнокалиберными шаткими стульями. Запах шел из подвала. Спустившись, «флики» увидели в нервном свете фонариков догорающие в печи расчлененные трупы, выкатившийся из нее обугленный череп, разбросанные по полу обрубки, ошметки плоти, яму с негашеной известью, окровавленный топор, подвешенный к потолку мясницкий крюк.
Судебный врач доктор Поль произвел полную инвентаризацию: «Почти целые трупы и фрагменты тел, два фрагментированных скелета, черепа, торсы, три грудные кости, две малые берцовые кости, тела без головы и половых органов. Бедренные кости, большие берцовые кости, ноги и стенки желудка. Кроме того, 15 кг волос, целые скальпы. Топор, заступ, скальпели. А также 15 кг обугленных костей и 11 кг более свежих останков».
Добрый доктор Петио… Оккупация была дурным сном Парижа, галлюцинацией наяву: властолюбцы получили возможность исполнять самые садистские свои желания. Но даже на фоне эпохи Петио был кошмаром, снившимся самой, и без того кошмарной, галлюцинации, исчадием туманной ночи.
В доме, а также у родственников и друзей Петио нашли шестьсот пятьдесят пять кило вещей в семидесяти двух шикарных чемоданах. В зале суда чемоданы, как вещественные доказательства, будут выситься штабелями до потолка и рухнут с грохотом, чуть не похоронив под собой присяжных.
10 ноября 1944 года на выставку в штабе парижской полиции, что на набережной Ювелиров, тысячи семисот шестидесяти предметов одежды из этих чемоданов выстроилась бесконечная очередь: люди рассчитывали узнать вещи своих пропавших близких. В одном только Париже за годы войны бесследно исчезло около тридцати тысяч человек, их — погибших при бомбежках, угодивших в облаву, ушедших в партизаны, улизнувших за границу — никто не искал. Парижан потрясла пижамка восьмилетнего Рене Кнеллера: друзья знали, что Кнеллеры бежали в нейтральные края, спасенные добрыми людьми от газовых камер.
Но вернемся в день 11 марта… После того, что «флики» увидели в подвале, они были ошеломлены, когда из-за угла вынырнул знакомый силуэт на велосипеде. Еще удивительнее, что они отпустили Петио на все четыре стороны, буквально парализованные первыми же его словами, доверительными и требовательными: «Вы — французы?» То есть: «Вы — патриоты?» Рейх рушился, движение Сопротивления стало теневой властью, ссориться с ним не стоило. Что говорить об обычных «фликах», если даже с директором тюрьмы Сантэ чуть ли ни ежедневно и практически на равных вели переговоры заключенные руководители Сопротивления (31), а главный финансист французского гестапо (37) Жозеф Жоановичи (42) одновременно финансировал боевую подпольную организацию парижских полицейских?! Так что, когда, помешивая угли, Петио по секрету сообщил, что его жертвы — гестаповцы и предатели, а сам он — командир Сопротивления, только что освободившийся из лап гестапо, жандармы ретировались.