– Ладно, иди, – сказала она. – Я же вижу: у тебя дела. Не волнуйся, дальше я сама.
Натаниэль подхватил сумку и последовал к стойке вместе с быстро двигавшейся очередью.
– Езжай, я же говорю – твоя помощь не нужна, – мать повысила голос. – И поставь сумку в тележку.
Натаниэль послушался, подвез сумку к эскалатору.
– Вот, – сказала она. – Отсюда я как-нибудь сама.
Розовски наклонился, поцеловал мать в прохладную щеку.
– Позвони, – попросил он. – Я буду вечером дома. У них там дорого, так я тебе положил отдельно двести долларов – чтобы ты звонила чаще. Так что, прилетишь – позвони сразу.
– Хорошо, – она взяла сумку и ступила на эскалатор. В другой руке у нее болталось кожаное пальто с подкладкой из искусственного меха.
Из расположенного напротив огромного зеркала на него смотрел угрюмый тип со сломанным и оттого смотрящим набок носом такими же сломанными, прижатыми к черепу ушами и уродливым шрамом, тянувшимся от уголка правого глаза к виску.
Одежда у этого типа была вполне под стать физиономии. Потертые, обтрепаные внизу джинсы, кожаная куртка в нескольких местах обсыпалась от старости. Настроение Натаниэля окончательно испортилось. Обладая такими внешними данными, он еще пытается обзавестись приличными клиентами!
– Да… – пробормотал он. – Вот скажи, кто ж такому типу доверится? Тоже, частный детектив. Скорее, вышибала в сомнительном заведении…
Натаниэль хмыкнул. Отражение хмыкнуло в ответ, явно соглашаясь с уничижительной оценкой. Самым обидным было то, что два самых значительных вмешательства в созданную природой внешность – шрам и сломанная переносица – никакого отношения не имели ни к прежней – полицейской – биографии Натаниэля, ни к нынешней его профессии частного детектива. Шрам, слегка оттянувший вниз уголок правого глаза и разделивший щеку почти пополам, он получил во время службы в армии, когда во время учений на полигоне в Негеве рядом с ним взорвался боевой заряд взрывчатки, кем-то из солдат по ошибке использованный вместо учебного. Что же до сломанного носа, то и это было не результатом самоотверженной схватки с преступником, а памятью о еще более давней боксерской карьере, завершившейся вместе с отъездом в Израиль.
Направляясь к выходу, Натаниэль пообещал себе никогда впредь не смотреться в зеркала. Даже во время бритья.
Начал накрапывать дождь. Розовски ускорил шаги и укрылся под пластиковым козырьком. Похоже, автобуса придется ждать долго. Он вздохнул, извлек из кармана газету и принялся просматривать ее по диагонали, то и дело поглядывая по сторонам.
Автобуса все не было, а несколько пролетевших мимо такси почему-то игнорировали его призывно поднятую руку. Спрятав газету в карман, он озабочено посмотрел на часы. Восемь-сорок пять. Неожиданно появившийся клиент может оказаться нетерпеливым. Можно было бы за полчаса добраться до шоссе, а там сесть на попутку – кто-нибудь да подобрал бы, – если бы не холодный февральский дождь.
Наконец, долгожданный ярко-зеленый «мерседес» с огромной белой буквой «алеф» на боку плавно выплыл из-за ближайшего угла. В тот же самый момент из кармана куртки снова раздались первые такты «Турецкого марша». Не слушая, Розовски поднялся в автобус, сел на свободное место, прислонился к столу и закрыл глаза. Карманный оркестр утихомирился.
Подчиненные не должны были видеть шефа мрачным и подавленным. И потому явление Натаниэля в офисе напоминало явление рассерженного громовержца. Роль грома с успехом выполнило оглушительное хлопанье входной двери. Дернувшись от молниеносного взгляда шефа, секретарь агентства красавица Офра, только что болтавшая по телефону, застучала по клавишам компьютера с такой силой, словно хотела вогнать ни в чем неповинные кнопочки в крышку стола. При этом трубку телефона она положить не успела и продолжала прижимать ее к уху плечом. Натаниэль с любопытством заглянул на экран и прочитав: «А она опять перекрасилась в красное дерево», – заметил ласковым голосом: – Новые показания? Закончишь – распечатай и занеси мне.
Трубка немедленно упала и закачалась на гибком шнуре.
Удовлетворенно хрюкнув, Розовски неторопливо прошествовал в кабинет. Александр Маркин, которого он называл либо по-здешнему Алексом, либо по-старому Сашей – в зависимости от настроения, – являл собою полную противоположность грузному высокому шефу. Ростом он едва доставал Натаниэлю до плеча, худой, коротко стриженый, но главное – никогда не впадавший в уныние, – Маркин соединял работу в агентстве с бесконечной учебой в юридическом колледже. При этом карманы его были постоянно оттопырены от книжек, ничего общего с учебой не имеющими – научно-фантастическими и детективными романами на всех или почти всех языках.
При виде мрачного начальника, Саша, словно подхваченный ветром лист, плавно перелетел из кресла Натаниэля в собственное, но не успел забрать со стола очередной затрепанный боевик с русским названием. Боевик немедленно отправился в корзину для бумаг.
Маркин сделал вид, что не заметил. Он сосредоточенно смотрел в мелко исписаный лист и озабочено хмурил брови.
– Переверни, – посоветовал Натаниэль, усаживаясь за стол. – Удобнее читать будет… Ладно, хватит притворяться. А то я не знаю, что в мое отсутствие вы занимаетесь черт-те чем, но только не работой!.. – тут Розовски услышал в правом углу кабинета незнакомое вежливое покашливание. Тотчас вспомнив, что его вызвали в агентство в связи с появившимся клиентом, Натаниэль поднял голову и уставился на человека, в кресле у журнального столика. Облик посетителя мало гармонировал с привычном бардаком, царившим в комнате, и представлял собою полную противоположность хозяину помещения. Если внешность Натаниэля немедленно наводила на мысли о трудном детстве, сомнительной юности и неустроенной зрелости, то строгий черный костюм посетителя создавал впечатление респектабельности и устроенности. Впечатление это подкрепляли аккуратная черная с сильной проседью борода и благожелательный взгляд внимательных серо-зеленых глаз. Черная ермолка напоминала старинную академическую шапочку, а чуть примятая тулья лежавшей на столике широкополой шляпы свидетельствовала о легком своеобразном щегольстве посетителя.
– Извините, – сказал Розовски. – Этих бездельников ни на минуту нельзя оставить одних. Не знаю, кем вы работаете, но если у вас есть подчиненные, вы меня поймете. Прошу, пересаживайтесь сюда, так будет удобнее, – он указал мужчине на кресло для посетителей, стоявшее напротив письменного стола. Мужчина кивнул, послушно переместился на указанное место. Когда он встал, то оказался довольно высокого роста – почти вровень с детективом. Передвигался он неслышно – как человек, стремящийся находиться чуть в стороне от событий.
– Итак? – произнес Натаниэль.
– Да, итак… Меня зовут Каплан. Раввин Давид Каплан. Вы спрашивали о работе и подчиненных – нет, у меня нет подчиненных. Но у меня есть ученики. Я преподаю в ешиве «Ор-Давид».
Среди клиентов Натаниэля бывали представители любых профессий и конфессий, в том числе – раввины, священники и даже один мулла из бедуинского поселка на юге. Куда только не заносила судьба бывших соотечественников… Мулла некогда учился в Университете Дружбы народов, посланный туда от коммунистической партии Израиля (тогда он еще не был муллой). Женился на русской девушке. Так в поселке одного из бедуинских кланов появились вдруг светловолосые голубоглазые парни, говорящие равно свободно на арабском, иврите и русском. Вот с одним из этих парней случилась неприятность, из которой вытаскивал его частный детектив Натаниэль Розовски.
Словом, роду занятий нынешнего посетителя сыщик не удивился, а лишь кивнул.
– Не знаю, известно ли вам об убийстве рабби Элиэзера Каплана неделю назад. Это мой отец… – рабби Давид замолчал, потом добавил: – Позавчера закончилась шив'а, траурная неделя. И как видите, уже сегодня я пришел к вам.
Голос рабби Давида звучал так, словно он просто читал какой-то малоинтересный, нейтральный, но необходимый текст. Но чуткое ухо детектива улавливало в этом бесстрастном – или, во всяком случае, ровном – голосе тщательно скрывавшиеся напряженные нотки.