Он удивленно задумался, встряхнулся и заговорил:
— Мисс Мириам ушла одновременно с мистером Батлером. Она… ну, она чувствовала себя не лучшим образом; вы же знаете, сэр, что она болела. — Пруэн внимательно посмотрел на меня. — Она сказала, что хочет поездить, чтобы прийти в себя. Ее машина стояла на Палмер-Ярд. Мисс Кирктон предложила составить ей компанию, но мисс Мириам не хотела и слышать об этом. Она сказала, что попозже присоединится к ним на квартире у мистера Холмса, если ей станет лучше, и торопливо вышла…
— Одна?
Он вскинулся, словно ему что-то пришло в голову:
— Вы мне напомнили. Вы не задумывались, почему мисс Мириам, если она участвовала в розыгрыше, все же поздним вечером вернулась в музей, когда тут уже был инспектор? То-то и оно. Она немного поездила. Затем вернулась, поставила, как обычно, машину на Палмер-Ярд — и увидела свет в этой комнате. Она решила, что компания все еще на месте, и зашла посмотреть. Но их уже не было, хотя мистер Холмс порывался остаться, чтобы удостовериться, явятся ли полицейские или нет.
«Что случилось с этим парнем, актером? — тревожно вопрошал Холмс. — Где он? Куда он делся?»
Он был не на шутку встревожен, но мистер Бакстер бросил:
«Да пошел он к черту, этот актер; ты что, не видишь, как он нас кинул, да и, кроме того, я не хочу больше красоваться в этом дьявольском одеянии».
Мистер Холмс, который очень истово относился к своим обязанностям, сказал:
«Мы тут черт-те что наворотили и должны все привести в порядок».
«Об этом можете не беспокоиться, сэр, — сказал я ему. — У меня впереди целая ночь, и я тут все разложу по полочкам и приберу».
«Ой ли, — возразил мистер Холмс, — вы ведь не сможете распаковать этот сундук для серебра, поднять наверх и засунуть в витрину четыреста фунтов свинца. Ведь не справитесь?»
И тут мистер Джерри заявил:
«Да все очень просто, остолопы. Сейчас мы все увильнем и переждем, пока тут кончатся неприятности, если они вообще будут, в чем я сомневаюсь. Затем вернемся и наведем здесь полный марафет. А пока придется переждать в квартире Рона. Нам нужно прийти в любом случае, ибо Сэм должен вернуть свой персидский костюм».
Мисс Кирктон азартно поддержала — мол, идея просто превосходная; она все время торопила: быстрей, быстрей, быстрей! Все это выглядело как-то странно, когда мы всюду выключили освещение, и на всех нас остался только мой фонарик. Но мистер Холмс не торопился. Он поставил мой фонарь на крышку стеклянной витрины, в которой был кинжал, и сказал:
«В любом случае надо до ухода вернуть ханджар на место, ибо это ценный экспонат. — Он вынул ключи и снова отпер витрину. — Сэм, где ханджар? Принеси его».
Но мистер Бакстер, обладавший чрезмерным для джентльмена темпераментом, буквально взвыл.
«Да не брал я его! — издал он вопль. — Я весь вечер спрашивал у тебя, куда ты его задевал, но нашел только эти проклятые фальшивые усы, что валялись на полу. И усы, и кинжал были рядом. Куда делся кинжал? Я лично понятия не имею, где он. И хочу поскорее покончить со всем этим и выбраться отсюда до того, как…»
Дверной звонок издал две длинные трели.
Уф! Сэр, вам стоило бы увидеть, как они подпрыгнули от этого звука! В свете фонаря я видел их лица; единственные, кто не испугались, были мы с мистером Джерри, и мы улыбнулись друг другу. Конечно, на самом деле звонок нажал — теперь-то мы это знаем — мистер Маннеринг! Но мистер Бакстер решил, что это полицейские; он перепугался, что его увидят в этом идиотском одеянии и так высмеют, что ему придется расстаться с дипломатической службой, не говоря уж об остальных неприятностях. Господи, он чуть в окно не выпрыгнул! Да и мистер Холмс был не в лучшем состоянии.
«Уносим ноги отсюда!» — заорал мистер Бакстер.
Схватив те накладные черные усы, он сунул их в первое место, которое ему подвернулось под руку, — прямо в витрину. Затем он вырвал у мистера Холмса ключи и одним движением запер витрину. Все кинулись к черному ходу. Единственная, кто приостановился, была мисс Кирктон. Господи, она положила мне руки на плечи! Большими испуганными голубыми глазами, в которых стояли слезы — хотя, видит бог, я не мог понять, в чем дело, — она нежно посмотрела на меня.
«Пообещай мне, — сказала она. — Что бы ни случилось, пусть даже собор Святого Павла рухнет тебе на голову или мертвецы встанут из могил — пообещай мне, ты никогда не проговоришься, что кто-то из нас был тут сегодня вечером».
Пруэн остановился, набрал в грудь воздуха и расправил плечи. Он смотрел на меня, и глаза его сияли гордостью.
— И клянусь Господом, сэр, — подытожил он, — даже когда этот чертов труп вывалился из своей могилы, ваш инспектор может засвидетельствовать, что я сдержал обещание, данное даме.
Наступило долгое молчание. Дождь продолжал надоедливо стучать но стеклу. Пруэн, выпрямившись, сидел в красном кожаном кресле. Я окинул его взглядом, будто намереваясь снять с него мерку. Стараниями Пруэна и Иллингуорда, двух, как вы прекрасно понимаете, совершенно разных людей, мы получили две половинки этой истории.
— Да, вели вы себя как идиот, — кивнул я, — но давайте пока оставим это. Дело вот в чем: в этой «игре», подготовленной для Маннеринга, есть две вещи, которые никак не укладываются у меня в голове…
— Что именно, сэр? — улыбаясь, осведомился он.
— Этот розыгрыш Маннеринга был подготовлен в чертовски короткое время, так ведь? То есть вплоть до вчерашнего полудня вы понятия не имели, что к вечеру Джеффри Уэйд не появится. Каким образом вы успели так быстро и продуманно все организовать? Расписать роли и все такое?
Он хмыкнул:
— И разговоры, и подготовка шли не меньше недели, сэр. Единственное, что еще оставалось неясным, так это дата. Она должна была вот-вот наступить, как только представится возможность. А этот вариант был на редкость удачным — понимаете, настоящий доктор Иллингуорд в самом деле находился в Лондоне, и мистер Маннеринг мог прочесть о нем в газетах, после чего он уже не мог не поверить в приглашение. О, план розыгрыша был тщательно продуман. — Он доверительно наклонился ко мне. — И поверите ли, первым замыслом, который пришел к нам в голову и от которого мы отказались, была инсценировка убийства. Настоящего убийства с настоящим трупом и все такое. Конечно, сэр, я имею в виду труп из анатомического театра… чего это вы так вскинулись?
Ага, еще кое-что я стал понимать.
— Есть у меня и следующий вопрос, — сказал я. — Значит, вы говорите, труп из анатомического театра? Не один ли из вашей компании в среду написал записку, которая начиналась вот такими словами: «Дорогой Г. Здесь должен быть труп — и труп настоящий. Образ смерти значения не имеет, но труп должен быть. Я бы хотел убийство — тот ханджар с ручкой из слоновой кости произведет соответствующее впечатление; но можно и удушение, если оно покажется предпочтительнее…» Кто это написал?
Пруэн смущенно кивнул:
— Вы совершенно правы, сэр. Прошлым вечером никто не осмелился… ну, вы знаете, как там все было. Старый хозяин рассказал вам, что у мистера Джерри есть приятель по имени Гилберт Рэндалл, который изучает медицину? Им пришла в голову идея, как раздобыть труп из морга; «образ смерти», то есть что послужило причиной смерти этого мертвеца, в самом деле не имел значения — главное было получить труп. Он должен был сыграть роль чучела. Поэтому мистер Джерри сел за пишущую машинку в этой комнате и стал выстукивать записку. Но мистер Холмс остановил его и сказал: «Ради бога, идиот, не пиши ничего подобного; если уж решился, то повидайся с Рэндаллом, вот и все. Если письмо попадет в чужие руки, мы окажемся в двусмысленном положении».
Поэтому мистер Джерри сунул письмо в карман, откуда оно и выпало в квартире мистера Холмса. К слову сказать, когда мистер Джерри увиделся с мистером Рэндаллом, выяснилось, что настоящий труп достать невозможно. Так что им пришлось отказаться от этой идеи. — Пруэн весело хмыкнул. — Вы не были на месте прошлым вечером, когда инспектор Каррузерс с торжественным и зловещим видом вытащил записку — вот это было потрясение! Мистер Холмс был перепуган до смерти. Так испуган, что, если инспектор Каррузерс оставил вам свой отчет об их разговоре, вы и сами сможете убедиться. Мистер Джерри вмешался в разговор и стал объяснять, но мистер Холмс остановил его. И надо же такому случиться, сэр, записка в самом деле попала в чужие руки, и положение оказалось более чем двусмысленным.