— О, да, я хорошо вас помню, — сказала она, уголки ее рта чуть поднялись в мягком напряжении. — Профессор Брюса. Он часто говорил о вас. Вы очень добры, что пришли.
Она посторонилась, пропуская его вперед. В узком проходе он случайно коснулся ее рукой. На полпути вверх понял, что у него сжаты кулаки.
Что это за фарс? гневно спросил он себя самого. Только прямые светлые волосы, брошенные челкой на лоб и спускающиеся на плечи. Теперь в ярком электрическом свете он видел, что даже оттенок у волос другой, эти волосы темней, чем выбеленная непогодой грива Морны. И Коринна Ломбарди — зрелая женщина; он вспомнил, что в прошлом месяце Брюс ездил в город на прием по случаю ее двадцать второго дня рождения; да, взрослая. А Морне всегда будет тринадцать.
Коринне было девятнадцать лет, когда он видел ее в последний раз; она жила здесь и работала в кафе. Ломбарди давали небольшой прощальный ужин в его честь перед его отъездом на год в Италию. Они хотели, чтобы он поискал брата Анжело Луиджи, который при прежнем правительстве служил в тайной службе. Кинтайр несколько раз навещал Луиджи. Это был приятный человек со склонностями ученого; он очень интересовался своим умным племянником Брюсом, с которым переписывался.
Во всяком случае у Кинтайра было чем заняться, кроме того как обращать внимание на незаметную скромную девушку. Когда он вернулся, Брюс рассказал, что сестра ушла от родителей после грандиозной ссоры. Вскоре они помирились — это была только ее декларация независимости, но с тех пор она жила самостоятельно, и у нее была работа.
Эти воспоминания успокоили его. И тем временем он продолжал думать о Коринне. И решил, что у нее есть черты обычной хорошенькой девушки. Рослая, с хорошей фигурой, только плечи чуть широковаты и грудь маловата по нормам нынешнего десятилетия. Лицо широкое, с высокими скулами, квадратным подбородком и сильным прямым носом; лицо много времени провело на солнце. Глаза зеленовато-серые под густыми темными бровями, рот широкий и полный, голос низкий. На ней, как и ожидается, черное платье, но с вызывающей бронзовой застежкой в форме ласки.
Тут Кинтайр оказался на лестничной площадке, и Анжело Ломбарди, коренастый, лысеющий, с тяжелым лицом, обхватил его руку своей огромной лапой моряка.
— Заходите, сэр, пожалуйста, и выпейте с нами.
Мария Ломбарди встала, встречая доктора философии. Ее светло-каштановые волосы и чистый профиль говорили, откуда у ее детей такие черты лица; Кинтайр полагал, что их ум тоже от нее.
— Здравствуйте, профессор Кин… тиир. Спасибо за то, что пришли.
Он неловко сел. Гостиная, забитая мебелью, такая, как у миллионов иммигрантов, сумевших с пустыми карманами подняться до среднего класса. Но такие семьи будут двадцать лет питаться бобами, чтобы накопить денег для обучения одного ребенка в колледже. Брюс был таким ребенком.
— Я пришел выразить свое сочувствие, — сказал Кинтайр. Он видел, что Коринна холодным взглядом зеленых глаз оценивающе смотрит на него, но ничего менее банального не смог придумать. — Я могу чем-нибудь помочь? Чем угодно?
— Вы очень добры, — сказал старший Ломбарди. Он налил порцию своего, очевидно, лучшего вина. — Все к нам очень добры.
— Знаете, какой была его квартира последние полгода, профессор? — спросила Мария. — Он никогда не приглашал нас к себе.
Могу себе представить, сухо подумал Кинтайр.
— Ничего необычного, — сказал он. — Как только смогу, привезу вам его личные вещи.
— Профессор, — сказал Ломбарди. Он очень медленно наклонился вперед. В его пальцах блеснули очки. — Вы хорошо знали моего сына. Как по-вашему, что с ним случилось?
— Я знаю только то, что сказали мне в полиции, — ответил Кинтайр.
Мария перекрестилась., и он не стал следить за ее движущимися губами: этот разговор его не касался.
— Моего сына убили, — сказал непонимающим голосом Ломбарди. — Почему его убили?
— Не знаю, — ответил Кинтайр. — Полиция установит.
Коринна встала и остановилась перед мужчинами. Она сделала один длинный шаг, особенно длинный из-за ее гнева. Оперлась руками о бедра и холодно сказала:
— Доктор Кинтайр, вы не наивны. Вы должны знать, что убийство — одно из самых безопасных преступлений. Какова вероятность, что полиция его раскроет, если полицейские говорят, что у них нет даже мотива?
Кинтайр не смог не ощетиниться немного. Она устала, у нее горе, но он ничего не сделал, чтобы заслужить такой тон. И он сказал:
— Если вы считаете, что-то знаете, мисс Ломбарди, вам следует обратиться к властям, а не ко мне.