Когда он выходил из кабины, Хаген как раз входил в гостиницу. Мясник сурово посмотрел на него, отвернулся и попросил:
— Копф, налей-ка мне кофе и рюмку мирабели! — Затем добавил странным голосом: — Слышал новость? Похоже, наш кюре скончался этой ночью…
Маркиз спешно оделся и побежал к дому священника. Он застал там доктора Рикоме, Каппеля, мэра, Тюрнера с сестрой и Виркура. Ризничий был удручен.
— Но как же это? Еще вчера вечером господин кюре…
— Сердце, — отвечал доктор. — Чудо, что аббат вообще смог продержаться так долго!
— Увы! Смотрите, что обнаружилось!
Ризничий подошел к скамеечке для молитвы-шкафу, откуда, как видел накануне с колокольни маркиз, священник потихоньку доставал бутылку, и показал спрятанные там дюжину пустых бутылок с этикеткой: «Мирабель Вогезов».
— Вот! — сказал он, огорченно качая головой. — Все мы ничтожны! Все мы слишком ничтожны! Кто бы мог подумать, что бедняга пил…
Вот уже пять минут маркиз тщетно стучал в дверь Корнюсса. Фотограф упрямо не открывал.
— Без толку! Я никого не хочу видеть, — кричал он. — Убирайтесь!
Устав стучать, маркиз потряс щеколду. Из-за двери донесся крик:
— Не входите, бандит, иначе я за себя не ручаюсь!
Маркиз де Санта-Клаус вошел и закрыл за собой дверь. Старик потрясал подставкой от фотоаппарата.
— Послушайте, папаша Корнюсс, я не желаю вам зла!
— Мне надоело, что в меня тычут пальцами, как в грабителя! За те пятьдесят лет, что я живу в Мортефоне, я на сантим не обманул ни одного человека, а теперь мне в лицо кричат: «Вор»! Ох, помилуйте!
Он в ярости обрушил на стол подставку от фотоаппарата и сломал ее.
— Но, папаша Корнюсс, я уверен, что вы — честный человек! Именно поэтому я и хочу попытаться разобраться с вами в этом деле.
— Тут и так все ясно, — упрямо отвечал фотограф. — Каппель с Тюрнером воры!
Он широким жестом обвел стены, завешанные идиллическими открытками и умилительными фотографиями, словно призывая их в свидетели.
— Так со мной поступить! Со мной!
— Погодите, папаша Корнюсс, успокойтесь. Нужно, чтобы вы поднапрягли память.
— Вы что, из полиции? — злобно спросил старик.
— Я не из полиции. Я хочу вам помочь, потому что вы в затруднительном положении.
Продолжая говорить, он взял с сундука бутылку белого вина и налил два стакана. Фотограф машинально протянул руку.
— Ваше здоровье, Корнюсс!
— Ваше здоровье, господин маркиз!
Мужчины сели, фотограф оперся локтями о стол.
— Вы честный человек, Корнюсс, — повторил маркиз.
— Да, — убежденно сказал Корнюсс.
Теперь послушайте меня. Ризничий Блэз Каппель и ювелир Макс Тюрнер тоже честные люди.
— Да, — согласился Корнюсс.
Слово вырвалось само собой. Он спохватился:
— Нет. Я не то сказал. Каппель и Тюрнер — лгуны и злодеи!
— Тише, тише! — произнес маркиз. — Мы ведь серьезно говорим, или нет? Забудьте о своем раздражении. Я вам говорю, что Каппель и Тюрнер порядочные люди, и в глубине души вы и сами это прекрасно знаете!
— Допустим!
— Значит, существует вор, причем это не вы, не Каппель и не Тюрнер.
— Черт! Кем-то он все же должен быть!
Они выпили.
— Вчера после полудня, Корнюсс, вы обходили семьи…
— Как и каждый год… Я начинаю с улицы Трех Колодцев, поднимаюсь по Банной, по улице Очага, захожу поприветствовать мэра, в школу, заскакиваю к доктору, поднимаюсь к барону де ля Фай, хотя в замке и нет детей, возвращаюсь через Рыночную улицу и так далее. Я никого не пропускаю!
— Хорошо. Завершив обход…
— После обхода я пришел в ризницу, сыграл свою роль на празднике и отстоял полуночную мессу. Так же, как и в прошлые годы, я вам в двадцатый раз повторяю. Признаю, что в этот раз я выпил немного больше, чем обычно. Выпитое заполнило мне желудок, и на праздничный ужин я не пошел. Я вернулся домой сразу же после мессы и музыки Вилара — его оркестр, ну, знаете? Странный он, этот Вилар! Каждый год, по окончании полуночной мессы, он исправно играет «Походную песню». Все расписано как по нотам!
Маркиз бросил на фотографа острый взгляд. У него возникло одно подозрение. Неужели ключ к пониманию обескураживающего противоречия, восстановившего Корнюсса против Каппеля и Тюрнера, попадет к нему в руки даже раньше, чем он надеялся? Перед ним мелькнуло объяснение, ошеломляющее по своей простоте.
— Всегда «Походную песню»? Никогда никакой другой мелодии?
— Никогда! Я вам говорю, расписано как по нотам!