– Таня, я у вас бывала редко, но мне показалось, будто у вас в доме нет ни одной фотографии Полины – матери Вали.
–Точно. Нет ни одной. Я изредка спрашивала Мишу о его первой жене, но он о ней говорить не желал. Только раз, тогда, когда сделал мне предложение, сообщил, что Поля погибла в результате несчастного случая, оставив на его руках годовалую дочь. Я же тебе неоднократно рассказывала об этом! Ты еще сокрушалась о судьбе девочки. Говорила, это ужасно, когда ребенок не помнит своей матери и потому одобряла, что она бабку называет мамой, деда – папой, а родного папашу Мишей, будто он ей старший брат. После случившегося я подумала, может, поэтому она и не воспринимала его, как отца? Пока была маленькой, считала надежным другом. Стала девушкой – решила, что он самый лучший мужчина на свете. Ну и влюбилась. К тому же мы у нее за стенкой не редко по ночам любовью занимались. Вот и разыгралось у девочки воображение.
– Таня, дай мужу развод! Пусть живет, как хочет и с кем хочет. По-моему, вся их семейка стоит друг друга. И Фрося, и Валя, и твой благоверный – дрянь, каких мало!
– В больнице я думала на эту тему. Раньше это было возможно, но теперь Михаил развода не допустит. Уверена, скоро он начнет хлопоты об учреждении надо мной опеки. После этого, что бы в семье не произошло, он в безопасности. Только открою рот, он вызовет санитаров. Те меня скрутят, и назад, в инсулиновую палату! А если я буду свободна? Ты только вообрази, что с ним сделают, когда я докажу, что не шизофреничка, а заурядная нервная дамочка, и он засадил меня в дурдом, чтобы обезвредить. Подумай, что его ждет, если все выплывет наружу? Он – профессор советского вуза имеет связь с несовершеннолетней дочерью!!!
– Как думаешь, Алкис знает, что его сын преступник?
– И не догадывается! Ал, конечно, мягкотелый и добрый человек, но не подонок и его терпению есть предел. Если бы он узнал обо всем, собственноручно пристрелил этого гада. А вот Фрося… Она в курсе всех проделок сына, но почему-то молчит. Не понимаю, как можно настолько не любить собственную внучку, чтобы допустить подобное! Знаешь, мама, я много лет присматривалась к Мише и так долго думала о нем, что, похоже, его неплохо знаю. Уверена, Валя как женщина ему не нужна. Она для него не любовница! Для Михаила связь с влюбленной девчонкой – просто дань ущемленному самолюбию. По-моему, он способен потерять голову только от зрелой, независимой, эффектной и крайне развращенной особы. Этакой дамы – вамп! У него изощренный и утонченный ум рафинированного интеллектуала, для которого философия – не профессия, а способ мышления. Он ненавидит общепринятое, он культивирует индивидуализм, а потому в университете читает только эстетику. К тому же, три четверти учебного времени отдает истории этих дисциплин. Я была на его лекциях. Что ни слово, то цитата из Ницше. Предметы, вроде истории партии, диамата или истмата ведет Агин.
– Ну, при таких мозгах, Мишу, возможно, и возбуждает, что он развратил собственную дочь! Хотя, в мерзости подобного способа мышления грех винить такого гениального страдальца, каким был Ницше.
– Ну, а что еще его может привлечь в этой девочке? Юное тело? Я понимаю, когда мужчина находится на пороге заката. Тогда – другое дело. Но он-то в самом расцвете! А, вообще-то, она просто глупая малолетняя гусыня – избалованная, ревнивая и злобная!
– Танюша, родная, если ты все так ясно соображаешь, зачем же полезла в петлю?
– Ты меня не поймешь. В конечном счете дело было не в них. В тот момент я так ненавидела себя! Так презирала! Так была себе омерзительна! Я же эту ситуацию могла предвидеть! Надо было только не бояться смотреть фактам в глаза! И дураку было ясно, что я – скромная провинциалка, студентка библиотечного факультета, не пара развращенному, столичному денди со связями, доцентурой, квартирой в центре столицы и папочкой подполковником. Представляешь, вообразила себя Золушкой. Вот идиотка! Только слепой мог не заметить, что Миша с мамочкой использовали меня, как бесплатную домработницу. Как интеллигентную няньку для их взбалмошной, испорченной девчонки. Ну, и чего я добилась своими диетами и деньгами, заработанными за частные переводы? А бесконечные стирки, готовки, уборки? Конечно, выглядела я как девочка, не была иждивенкой, и в доме у меня все сверкало. Но кто в семье это ценил? Я все равно была для них ничтожеством, которое в любой момент можно было растоптать… А виновата во всем я сама. Только я сама! Я же понимала, что свекровь садистка и лгунья! Я же чувствовала, что муж мне изменяет, а падчерица презирает. Но я не смела называть вещи своими именами. Не решалась себе признаться, что попала в семью снобов и негодяев. Я, как восторженный ребенок, цеплялась за свои иллюзии. Как в первый день знакомства, я постоянно твердила себе, что они талантливы, известны, богаты. Они – столичная элита, а мне – туповатой дурнушке из глубинки, выпало счастье быть принятой в их среду на законном основании! Мне казалось, что я недостаточно хороша для их круга, и потому я работала, работала, как каторжная! Думала, перетерплю и дождусь светлых дней… Валя вырастет, выйдет замуж и заживет своим домом. Фрося одряхлеет и перестанет так донимать. Миша постареет, станет мудрее и оценит мою преданность… Знаешь, мама, когда я промокшая, замерзшая, грязная искала дома спички и скидывала со стола куски кала, в моих ушах звучал смех этой наглой шлюшки! Самое ужасное, я понимала – она права. Ее хохот – единственное, что я заслужила за свою робость, за десятилетнее добровольное рабство… Пойми, ведь в основе всего этого – мои глупые фантазии… Фантазии провинциальной идиотки! Ну, разве нормальный человек может это вынести?