Ира понимала, сестра на свой счет не заблуждалась: все признаки болезни, унесшие их мать и младшую сестренку, у нее были налицо.
– Что и говорить… Все они одной породы – открытые, впечатлительные, одаренные… Слава Богу, я пошла в отца. Не так привлекательна, как они, зато у меня ясная голова и я крепко стою на ногах! В жизни бы не стала рисковать своим благополучием из-за каких-то там Мессианов или Пикассо! Наверняка, долгожители и сказочно богаты! Это надо же! Сломать себе жизнь из-за любви к просветительству! Романтический бред! Было бы из-за кого так рисковать! У Лины же не класс, а отделение для слаборазвитых! Хотя, что я-то ворчу? Похоже, возиться с убогими и несчастными наше фамильное призвание.
Ирина вернулась в комнату и застала Лину за уборкой посуды. С болью в сердце глядя на сестру, она решила отвлечь ее от тягостных мыслей.
– Скажи, родная, а ученики тебя навещают?
– Нет.
– Ну, хоть изредка звонят?
– Нет.
– Ну, а коллеги, приятели, поклонники твоей игры?
– Нет, Ириша. За полтора месяца ни единого звонка. А если видят в городе, обходят за квартал. Делают вид, что не знакомы. Будто я – пустое место.
От таких ответов у Ирины Радионовны перехватило горло, и она с трудом прохрипела:
– А как дела у Тани? Она звонит?
– Звонит, но только по воскресеньям. К сожалению, ее плохо слышно. Мне кажется, что у нее голос чересчур вялый. Хотя, возможно, это из-за плохой связи. Несколько раз я пыталась с ней переговорить, звонила сама, но никак не могу застать дома. Если она свяжется с тобой, ты не говори ей, что я безработная и больная. У нее своих забот по горло. Еще успеет со мной намучиться.
Ирина сидела молча, уставившись в пол. Тем временем Лина поставила на стол фрукты и конфеты, а потом принесла чай.
– Не убивайся так, Ириша! Я уже спокойна, смирилась с неизбежным, и ни о чем не мечтаю. Жаль только, что мне не суждено увидеть своих внуков. Ну да ладно… Не многие из моего поколения дожили и до моего возраста. Я среди своих погодков просто долгожительница. Столько погибло…
По лицу Лины беззвучно потекли слезы, и она замолчала. В комнате воцарилась гнетущая тишина.
– Мне пора собираться, сестренка. Поедем ко мне, еще не поздно, всего десять часов… Посидим втроем, муж уже дома. Я вас покормлю, – предложила Ира.
– Спасибо, родная, не могу. Сил нет. А ты беги, только не забудь, поговори с друзьями о том, что делать с домом. Я бы его на тебя переписала, это, по-моему, сделать попроще. В общем, все разузнай. Я тебе полностью доверяю. И поцелуй за меня супруга. Андрей у тебя мужик, что надо. В его возрасте быть начальником цеха и за все отвечать… Ему, кажется, скоро шестьдесят лет?
– Да, Линочка, осенью у него юбилей. Ты уж дотяни до него, постарайся!
Тяжело вздыхая, Ирина Родионовна села у зеркала в прихожей, чтобы перед дорогой привести себя в порядок. Резкая трель междугороднего телефонного звонка вывела женщин из оцепенения. Хозяйка взяла трубку в гостиной, но через минуту крикнула сестре, чтобы та немедленно подошла к аппарату, расположенному в прихожей.
– Девушка, пожалуйста, повторите еще раз то, что Вы сказали. Я толком не расслышала, – пролепетала насмерть перепуганная Пазевская.
– Вы Эвелина Родионовна, мать Тани Рийден?
– Да, а что случилось?
– Меня зовут Софа, я подруга Тани. Ваша дочь уже неделю находится в психоневрологическом диспансере в отделении моего мужа Миликова Митрофана Алексеевича. Таня от вас скрыла, она очень серьезно больна. Ее активно лечат, и ей требуется усиленное питание. К сожалению, об этом позаботиться некому. Ее муж занят на работе, а свекровь с падчерицей уехали в дом отдыха. Не скажу точно, но говорят, будто у Ефросиньи Павловны был инфаркт, и сейчас она находится на стадии реабилитации. За Таней по моей просьбе присматривала одна нянечка, но сегодня ночью мы с мужем улетаем на курорт, поэтому я и рискнула вам позвонить. Вместо Мити остается его заместитель – Загорина Анна Петровна. Она отличный специалист, чудесный человек, и все что нужно сделает. Но вот приносить еду Тане не кому.