– Скажите, мадам Вьельвинь, а в дверь действительно постучали?
– Да. Но не так, как вы думаете.
– То есть?
– Это была душа Эдуарда!
– Понятно. А что потом?
– Девушки принялись кричать, а я присела на стул и долго не могла прийти в себя. Хорошо, что у меня в запасе всегда имеется бутылочка… На крик прибежали хозяева, первым Жан-Жак… за ним остальные.
– Спасибо, мадам Вьельвинь. И вам, мадемуазель, тоже спасибо. Вы нам очень помогли.
Плишанкур обнял своего помощника за плечи.
– Я рад, что Дебора оказались вне подозрений. Эдуард, без сомнения, разгадал убийцу, и из его слов следует, что слуги тут ни при чем. Хоть это знаем. Я как подумаю, что убийца где-то здесь, совсем рядом… Но ничего, если Эдуард его нашел, неужели мы не найдем! А теперь пойдем поболтаем с нашими приятелями Нантье.
Полицейские имели счастье созерцать сразу всех членов семьи. Мужчины, стыдясь своих синяков, теперь и носу из дома не показывали. Но что-то в них сегодня насторожило Плишанкура, и он не смог удержаться от вопроса:
– Что-нибудь не в порядке?
Они посмотрели на него, и Жан-Жак с издевкой ответил:
– Да нет, все в порядке, господин инспектор. Только нашего дядю убили, прикончили горничную и проломили череп дворецкому, а так ничего. Такое в каждой семье бывает, не правда ли?
– Господин Жан-Жак, по-моему, сейчас не время шутить.
– Тогда валяйте, задавайте ваши глупые вопросы.
– Хорошо. Прямо сейчас и начну. Имеются ли у кого-нибудь из вас соображения по поводу событий этой ночи?
Молчание. Плишанкур настаивал:
– Ну хоть какие-нибудь предположения?
Ирена начала:
– Я думаю, господин инспектор, вы обратили внимание на то, что убийства происходят каждый раз, когда в доме появляется Дебора.
– Позвольте вам напомнить, что Дебора в этом доме не единственная…
– Может быть, и в то же время стоит ей приехать, как на вилле совершается новое преступление.
Жирель хотел ответить, но Плишанкур одним движением руки его остановил:
– Мадам, могу вас заверить…
И он спокойным голосом рассказал о попытке дворецкого выяснить истину, попытке, которая стоила ему жизни. Он заключил:
– Видите, мадам, Дебора не имеет никакого отношения к этой истории, а убийцу, выходит, нужно искать среди вас.
Генриетта возмутилась:
– Да как вы осмелились такое сказать!
Не теряя хладнокровия, полицейский объяснил:
– Посвятив в свои планы коллег, Эдуард Боссю тем самым снял с последних всякие подозрения, поэтому убийцей Жерома Маниго, Сюзанны Нанто и Эдуарда Боссю является кто-то из вас.
– Почему тогда не я, уж коли дело до такого дошло?
– Я не исключаю этой версии, мадам.
– Что?
– А теперь я хочу задать вопрос всем присутствующим: кого из вас встретил Эдуард на этаже у прислуги в воскресенье утром? Другими словами, кто из вас убийца?
В ответ последовала гробовая тишина. Жирель прислушивался к шуму их дыхания, в надежде, что учащенное сердцебиение выдаст виновного. Но это было бы недоказуемо… После затянувшейся паузы Плишанкур продолжил:
– Я и не рассчитывал на то, что один из вас добровольно согласится пойти на эшафот… однако рано или поздно мне придется его туда проводить.
Жорж запротестовал:
– Да вы просто чудовище, инспектор.
– Господин Нантье, я от природы человек спокойный, но всякому терпению бывает предел. Не советую доводить дело до крайностей. Пойдемте, Жирель.
В прихожей Леон заметил Дебору. Он подошел к ней шепнуть на ухо несколько ласковых слов. Потом опять заговорил о смерти дворецкого и о том, как сложно разоблачить преступника.
– По-настоящему злой человек, к которому Господь будет беспощаден, – не тот, кто кричит, извергает ругательства и размахивает кулаками, а тот, кто улыбается и целует того, чьей погибели желает, – ответила девушка и ничего к этому не добавила.
Устроившись за столом «Столетней Таверны», ресторана, что на Вокзальной площади, Плишанкур в компании своего помощника потягивал «Крепи» и закусывал бофором. Ни тот, ни другой пообедать не успели. Жирель поделился с шефом последними замечаниями своей невесты.
– Странная девушка эта ваша Дебора. Она всегда так туманно выражается, как будто по-другому не умеет.
– Дебора – замечательная девушка!
– Так я и не возражаю. Как по-вашему, на что она хотела нам намекнуть?
– На то, что убийца не обязательно тот, кто разговаривает с нами грубо.
– Значит, Жан-Жак отпадает.
– Это уж точно.
– Остаются Патрик и Жорж, я не думаю, чтобы женщины…
– А Ирена Гюнье?
Плишанкур покачал головой:
– Нет. Вы что, ее не видели? Она же тщедушненькая! Нужно обладать недюжинной силой, чтобы нанести такие удары, а ни одна из женщин на вилле этим похвастаться не может. Ну, а если выбирать между Жоржем и Патриком, то я предпочту первого.
– Почему?
– Ему надо спасать свое положение, а оно у него более солидное, чем у Гюнье. Если Патрик обанкротится, это обернется неприятностью для семьи, но не более того. Вот если Жорж прогорит, тогда они все пропали… Я с нетерпением жду дня, когда Жорж вынужден будет признать себя не в состоянии выплатить миллионные долги.
– Может быть, тогда на помощь ему придет убийца?
– Значит, тут-то мы его и поймаем.
8
Давид Верван, пастор из Сант-Андре-де-Вальборн, задыхаясь, поднимался по горе, ведущей в Оспитале. Письмо Деборы взволновало его. Он очень любил старшую дочь Пьюсергуи, которая в его глазах являлась истинной христианкой. Он знал: живи Дебора во времена гонений, она была бы с теми, кого сломить невозможно, кто предпочитает умереть с верой вместо того, чтобы купить жизнь ценой отречения. Он почувствовал себя оскорбленным, когда прочитал, что его девочку бросили в тюрьму, как какую-то последнюю злодейку и призывал Господа как следует наказать этих тиранов, что осмелились усомниться в чистоте Деборы, а она ведь была сама чистота. Он был возмущен поведением Эзешиа. Да за кого он себя принимает? Уж не за самого ли Господа Бога? Он должен доверять дочери и верить, что она не может поступить плохо. А если в этом сомневается, значит, он ее совсем не знает! А если он ее не знает, так зачем же тогда вмешиваться?
Обливаясь потом, пастор добрался наконец до Оспитале в час, когда жара стала особенно невыносима, перед тем, как толкнуть дверь Пьюсергуи, остановился, вытирая лицо платком в желтую и красную клетку.
Пьюсергуи заканчивали обед. При виде пастора все встали. Рут спросила, не хочет ли он есть. Он ответил, что не голоден, но с удовольствием выпьет стакан холодной воды. Агара подала воду и сделала ему комплимент, сказав, что он хорошо сегодня выглядит. Напившись, он заявил:
– Я пришел потому, что получил письмо от вашей старшей дочери.
Эзешиа с притворным удивлением посмотрел на Агару.
– Агара, вы писали пастору?
Крошка молча опустила голову. Господин Верван, не понимая, что хозяин дома разыгрывает перед ним комедию, решил уточнить:
– Я не об Агаре говорю, а о вашей старшей дочери.
– Агара – моя старшая дочь.
Пастор взглянул на него с недоверием.
– Вы что, издеваетесь надо мной?
– Агара стала моей старшей дочерью с тех пор, как умерла Дебора.
– Я что-то не слышал, чтобы Дебора умерла.
– Для меня она все равно, что умерла.
Верван заметил, что Рут незаметно от мужа утерла краем фартука слезу. Он стукнул кулаком по столу.
– Эзешиа, что значат все эти глупости, которые вы осмеливаетесь произносить перед вашей женой и детьми?
– Дебора не уважает своего отца, а ребенок, который не уважает отца, не заслуживает его милости.
– Чем она вам не угодила?
– Она позволила себе встречаться с мужчиной, не спросив у меня разрешения.