Эти войны, вести которые французских королей вынуждали европейская ситуация и забота о благе королевства, делали необходимым громадное увеличение налогового бремени. Они выпали на период, когда податная способность населения страны снизилась вследствие экономического спада XVII века. Постепенное сокращение торговли с испанской Америкой, уменьшение поступления драгоценных металлов, сошедшего к 1650 г. почти на нет, и, как следствие, замедление подъема цен по 1630 г., сохранение их в совокупности на одном уровне с 1630 до 1640 г., а потом снижение вплоть до минимума, достигнутого в 1675–1685 гг., осложняли жизнь производителям, крестьянам, ремесленникам, продававшим свою продукцию все менее выгодно и испытывавшим трудности с приобретением монет, необходимых, чтобы рассчитаться с налогами. Сказались также крупные стихийные бедствия и их последствия, плохие урожаи, дороговизна, недороды, эпидемии — «моры» (mortalités), как говорили тогда, — и дезорганизация экономики. «Моры» были настолько частыми, что некоторые историки предполагают возможность перемены климата, которая, впрочем, маловероятна: скорее следует говорить о периодических феноменах. Крупные «моры» имели место в 1630–1632 гг., в 1648–1653 гг., во время Фронды, в 1661–1663 гг., в 1693–1694 гг., в 1709–1710 гг. В результате как голода, так и эпидемий население надолго впало в бедность. Два-три неурожая превращали половину жителей сельских приходов, которые до того были мелкими собственниками, в нищих. Они становились бродягами и жили милостыней. Дома стояли заброшенными, деревни пустели. Население целых деревень, лишаясь корней, перемещалось из беднейших регионов в менее пострадавшие. Земля оставалась невозделанной, ее цена резко падала, и мелкие собственники продавали ее за бесценок. В городах во время эпидемий в большом количестве умирали ремесленники, более уязвимые, чем другие социальные группы, а в результате падало производство и прекращалась торговля. Зажиточные люди бежали в загородные дома. Муниципалитеты запрещали впускать чужаков, откладывали проведение рынков и ярмарок, не пропускали товары извне. Это был экономический кризис. Города и общины, чтобы лечить больных и кормить голодающих, влезали в долги.
Все эти явления ощущались тем тяжелее, что обладали кумулятивным эффектом: новый мор наступал, когда население еще не оправилось от предыдущего, так что с 1630 г. Франция постоянно испытывала экономические трудности, а с 1652 г., периода, большая часть которого совпадает со временем пребывания Кольбера на министерском посту, можно говорить о настоящей катастрофе при реальной нехватке людей.
Вот в таких-то условиях и приходилось требовать от страны напрягать силы для ведения войн. Подобное напряжение страшно усугубляло ситуацию. Ведь когда в результате резкого роста налогов у населения истощались все запасы, продовольственные кризисы наносили более сильные удары, а «моры» косили больше народа. Чтобы навязывать необходимые решения, вытягивать деньги, вербовать солдат, набирать ополчение, требовать подвод, добывать саперов, затыкать рот пораженцам, расстраивать замыслы предателей, обнаруживать шпионов, укреплять дух жителей, надо было нарушать многие частные права и жертвовать многими законными интересами, рушить привычный жизненный уклад и глубоко менять систему обычаев французов при помощи настоящей армии королевских комиссаров, из которых наиболее известны знаменитые провинциальные интенданты, разрушившие союз короля с чиновниками. Королевский совет, желая навязать эдикты, постановления, то есть законы, регламенты, общие решения, направленные на введение единообразия в королевстве, на то, чтобы все подданные короля равно служили государству, игнорировавший частные привилегии, традиционные свободы, права, приобретенные в существующей иерархии, порой внушал ужас; но еще больший ужас, иногда заставлявший волноваться население целых местностей, вызывал холод, исходивший от закона, холод этих безличных решений, приходящих издалека, от неизвестных людей, или от тех, о которых знали лишь их имя, в лучшем случае представленных чужаком — королевским комиссаром, решений, встававших между верным сторонником и покровителем, между клиентом и патроном, между вассалом и сеньором, разрывая эти традиционные связи, к которым достаточно часто примешивались взаимные любовь и преданность и которые в любом случае были личными связями между людьми, где было нечто теплое, живое, человеческое. Вероятно, не желая этого, но находясь под влиянием легистов, проникнутых идеями равенства, единого закона и государственных интересов, король и его Совет осуществляли постепенную революцию.