Пернилла подошла, грузно опустилась на колени возле ближней коробки, приподняла осторожно верхние листы и конверты. Я закрыла глаза, прислушалась. Это были звуки с улицы, шум машин в дождливую погоду, автобусов, которые останавливались и ехали дальше, под эти звуки спал Халланд. А можно ли так писать — подобно звукам города, что вторгаются к тебе в дом? Я думала, он шел в гостиницу, когда ему случалось заночевать в Копенгагене, хотя в этом редко возникала необходимость, ведь мы жили не так уж и далеко. Его жизнь в провинциальных гостиницах — я о ней знала, я слыхала о ней, но вот это?
— Как долго, ты говоришь, Халланд снимал эту комнату? — спросила я, не открывая глаз.
— Я ни о чем таком не говорила, — возразила она.
— Может быть, платить за нее мне не по карману…
— Да… — ответила она отрешенно, как отвечают, зачитавшись и пропуская все мимо ушей.
Я посмотрела в ее сторону:
— Что ты читаешь?
Она бросила на меня раздраженный взгляд:
— Не знаю, по-моему, дорожный дневник.
— Халланд не вел дневник.
— Да?
Я снова закрыла глаза. И спросила:
— Что там написано?
— Да так, — сказала она. — Здесь разное… записные книжки, старые письма, похоже, какие-то рукописи.
— Все это лежало в его письменном столе.
— Что?
— Да так.
— Фэ!
— Почему «фэ»? — спросила я.
Она швырнула на кровать черную записную книжку. Я открыла ее указательным пальцем:
— Это не его почерк.
— Я и сама вижу.
— Так почему «фэ»?
— Можешь прочесть.
— Ничего, если я вздремну? — сказала я. — Тебе не обязательно все это разбирать, но если хочешь — пожалуйста.
Я легла на бок, спихнула на пол подушку, натянула на себя покрывало. И моментально уснула.
Я открыла глаза. Прямо надо мной склонилось Перниллино лицо.
— Что с тобой? — спросила она.
— Что? — Я не могла понять, где нахожусь.
— Тебе что-то приснилось! Ты кричала и дергала руками-ногами! Сейчас я принесу тебе обещанный кофе!
Она ушла. Около моего рта на покрывале было мокрое пятно. Я повернулась и поглядела на письменный стол Халланда. На нем теперь аккуратными стопками были разложены бумаги. Я села на кровати. Компьютер мне лучше забрать, он же нужен Фундеру. У меня не было никакого желания докапываться и разнюхивать, мое здоровое природное любопытство угасло, как только я нашла ключи к этой комнате.
Я принялась читать в черной записной книжке, по поводу которой Пернилла высказала свое «фэ».
…что может быть чудеснее. Это сбылась мечта о счастье. Это невероятно, это нельзя описать, это…
— Фэ! — произнесла я, откладывая ее.
— Правда ведь ужасная гадость?! — сказала Пернилла и протянула мне чашку черного кофе.
Кофейный аромат окончательно разбудил меня. Она примостилась рядом.
— Чем ты, собственно, занимаешься, я не знала, что тебя интересует литература, — сказала я.
— Она меня ничуть не интересует, — ответила Пернилла и рассмеялась. — Да что это я говорю, извини. Я работаю в книжном магазине, прямо тут внизу, — показала она через плечо.
Смех шел ей. Я тоже засмеялась. Мне это не идет. Обычно когда я смеюсь, то прикрываю рот рукой. Если не забываю.
— Но ведь это же не литература, — сказала она.
Именно.
— Мне приснилось что-то жуткое… Только не помню что. У меня сейчас полное ощущение, как будто я уронила ключ, как в «Синей Бороде», и он весь в крови, а она не оттирается. Ненавижу разнюхивать. Ну а ты здесь все разобрала, как это мило.
Она пожала плечами, глотнула кофе и спросила:
— Что такое «Синяя Борода»?
— Вдобавок ты не знаешь, что такое канапе, — заметила я. — Дело плохо.
У нее раздулись ноздри.
— Ничего ты не разнюхиваешь. Это всего лишь кучка бумаг. Халланда убили, так что это, может быть, важно.
Мы сидели на краю его кровати, уставясь в пространство.
— Я заберу домой компьютер. И Мартена Герра.
— Что?
— Вон того! — показала я.
— Его будет трудно снять!
— Но если я хочу!
— Ты должна забрать еще кое-что. Они были у меня в сумке в тот первый приезд, но я как-то очень уж заторопилась обратно.
Я было уже обо всем позабыла, вернее, ровно настолько, чтобы решить: как это мило с ее стороны помочь мне. А тут во мне снова стало нарастать раздражение. Извещение о смерти. Да что она себе вообразила!