— Нет, мне надо на работу, — ответил он. — Я хотел лишь… сказать…
— До свиданья? — подсказала я. — Доброе утро? Спасибо за вчерашнее?
— Мама! — произнесла Эбби.
Они поглядели друг на друга, мимо меня. Еще немного, и меня саму бросит в краску.
— Мне нужно в туалет, — сказала я.
Мне туда было не нужно, я просто стала перед умывальником и посмотрелась в зеркало. Пустив воду, подставила под струю руку, убрала и снова подставила. Закрыла кран. Подождала. Петер Ольсен — что он за тип? И кто эта женщина в зеркале? У этой женщины умер муж. К этой женщине вернулась долгожданная дочь. А разница? Взгляд пустой, но в зеркале он всегда такой. Халланд брился не глядя на свое отражение, а знала ли я, в сущности, почему? Неужели тут никакой разницы — его нету, она вернулась; как же так — никакой разницы? Это неверно, что никакой разницы. У меня было ощущение, что в желудке металл, оно появилось после смерти Халланда. А еще была потребность смеяться, она появилась после прихода Эбби. Но мой взгляд в зеркале был, как всегда, пустым.
— Три-четыре-пять! Я иду искать! — объявила я.
— Он ушел! — крикнула она.
Мы опять уселись на кухне. Как на экзамене, подумалось мне вдруг — и сделалось неприятно. Но хлеб был вкусный, хотя не очень пропекся и обжигал рот, я молчала и ела его, с наслаждением. Искоса поглядывая на Эбби. Сразу видно, что это — она, непостижимо, как я могла не узнать ее, когда в зале сидело двадцать человек, а может, всего десять. Те же карие глаза, те же светлые волосы, правда сейчас они потемнели и были высоко забраны. Пухленькая, похожа на сестру Трольса, как и в детстве, но только и на меня похожа, я узнала в ней себя — и обрадовалась, и тут же смутилась, оттого что обрадовалась.
— Я их не открывала, — сказала она. — Но в той комнате на верхней полке стоят коробки… там написано «Эбби»…
— Да, — сказала я. — Можешь открыть, это для тебя.
— Что в них?
Я глубоко вдохнула.
— Разное, все, что я должна была тебе рассказать.
— Как это?
— Там куча записных книжек. Не дневников, я таковые не веду, но… понимаешь, мне казалось, я столько всего должна тебе рассказать. Ты подрастала, ты не хотела меня видеть, поэтому я стала писать тебе. Ну и… вот. Ну и…
— Извини, — сказала моя дочь, — но, по-моему, в этом есть некая патология.
Я смешалась. Тотчас же. До этого я никогда не задавалась вопросом, что это значит, как это будет воспринято, я видела перед собой Эбби, ребенка.
— Что ж, пожалуй, это и впрямь патология. И я до сих пор не вылечилась, то есть я имею в виду… Даже и не знаю… Не читай их, иначе нам обеим будет очень неловко. Тем более мы же друг друга не знаем, это написано тебе — какой ты была тогда.
— О чем ты, к примеру, хотела мне рассказать?
Я призадумалась.
— К примеру, я часто была уверена, что у меня эротическое переживание, а на самом деле я целовала дверь.
— Мама!
— Да-да. Я как-то ночевала вместе с друзьями… я была в переходном возрасте… вернее, уже под самый конец, мне было, по-моему, девятнадцать. Я лежала целовала парня, от которого была без ума, я думала, это его плечо.
— А это была дверь?
— Нет, это был мой спальный мешок. Из гладкого такого материала, как кожа на плече у молодого человека.
— Перестань!
— Я вообразила, что такое впоследствии рассказывают своим дочерям. Ну и записала это.
— Но их так много… — Она потерянно показала на потолок, и я сразу же почувствовала себя такой же потерянной. Кому охота все это читать? Никому, даже мне.
— Ты знаешь, кто такой Мартен Герр? — спросила я. — Он лежит свернутый наверху, в кабинете у Халланда. В этом доме нет ни одной стены, на которой уместился бы этот монстр.
— Что-что? — сказала Эбби.
— Мартен Герр оставил свою семью и родную деревню. Потом появился Арно дю Тиль, и выдал себя за Мартена Герра, и всех одурачил, в том числе и его жену. Быть может.
— О чем ты?
— Ты узнаешь меня? — спросила я.
— То есть как это?
— Ты узнаешь? Меня? Разговариваю ли я в точности как твоя мать, когда ты была маленькой? Стала ли я человечнее, или я по-прежнему чудовище, или же все наоборот, или кто я вообще такая, может быть, ты мне скажешь?
Она долго молчала.
— Ты немножко малахольная, — произнесла она.
— А ты влюблена, — сказала я. — Мне бы так.
27
Звонок.
Мистер Смит. Э-э, звонят.
Миссис Смит. Значит, там кто-то есть. Пойду погляжу.