В том же духе Вольфганг Мюнхау написал в редакционной статье в «Файнэншл таймс»: «Кредиторы Греции... разрушили еврозону, какой мы её знаем, и уничтожили идею валютного союза как шага к демократическому политическому союзу». Члены еврозоны уступили свой экономический суверенитет Европейскому Союзу, но ЕС — это не государство. У него нет министерства финансов или центрального банка, чтобы монетизировать дефицит государственных расходов. (ЕЦБ, по крайней мере, не хочет этого делать, а правила ЕС даже ограничивают дефицит лишь 3 процентами ВВП.) Это означает, что члены еврозоны должны отказаться от своих прав как государства.
Этими причинами объясняется рост популярности антиевропейских партий от Франции и Англии до Дании, Италии, Испании и Португалии. Постсоветские страны, вступающие в Европейский Союз, также видят «письмена на стене». Бывший заместитель министра иностранных дел Польши Витольд Ващиковский заявил журналисту: «Мы постараемся держаться подальше от еврозоны как можно дольше». В Венгрии Золтан Ковач, пресс-секретарь по вопросам внешней политики премьер-министра Виктора Орбана, заявил, что отсутствие фиксированного срока «открывает Венгрии множество преимуществ, чтобы не принимать евро, таких как сохранение контроля над нашей налоговой и фискальной политикой».
В отсутствие полноценного Европарламента в Брюсселе проведение финансовой политики отдано на откуп ЕЦБ и Европейскому совету. Ограничение этих административных органов денежно-кредитной сферой и управление ими в интересах коммерческих банков и держателей облигаций превращает то, что раньше было смешанной государственно-частной экономикой, в перечень требований собственности и доходов со стороны кредиторов. Государства — должники лишены возможности защищать свои интересы, интересы трудящихся или будущее своей экономики.
Эта контрреволюция рантье не является плодом разумной экономической логики. Даже неолиберальные экономисты уверяют, что они остаются в классической оппозиции к погоне за рентой и мало кто из них одобрил бы хроническую жёсткую экономию и долговую кабалу. В конце 1920-х годов было признано, что долги, нарушающие социальный баланс из-за превышения разумной платёжеспособности, должны быть аннулированы. А политические теоретики определяют право наций контролировать свои собственные деньги и финансовые системы, противостоять долговым рычагам и налоговым доходам рантье — сохранять или возвращать в общественное достояние базовую инфраструктуру, землю, природные ресурсы и другие объекты. Именно это делает государство суверенным. Но власти находятся в земной политической сфере. Финансовые лоббисты контролируют законотворчество, доминируя в избирательных кампаниях, средствах массовой информации и судах, в то время как финансовые центры используют долговые рычаги, подкреплённые угрозой жёстких валютных санкций со стороны МВФ и ЕЦБ.
Ни одна страна не должна подвергаться хронической безработице и депрессии, чтобы платить банкам и держателям облигаций. Поэтому защита от этого захвата рантье должна начинаться с подтверждения права государств ставить свой рост выше требований кредиторов присваивать их собственность и ввергать их в жёсткую экономию. Любое государство имеет суверенное право выпускать свои собственные деньги, взимать налоги и вводить свои законы, включая отношения между кредиторами и должниками, регулирующие условия банкротства и списания долгов. Такой суверенитет необходим для защиты от финансиализированной глобализации за последние пятьдесят лет.
Однако партии, раньше называвшиеся социал-демократическими, стали поддерживать глобализм даже тогда, когда он превратился в неолиберальный. Таким образом, они отвергли свою собственную прежнюю классическую программу освобождения промышленного капитализма и рынков от наследия феодализма. В результате оказалось, что эти партии поддерживают неофеодализм.