Следствием обнаружено, что называвшие себя супругами Кобозевыми наняли лавку в д[оме] графа Менгдена в декабре 1880 г[ода] по контракту за 1 200 рублей в год и, переехав в январе, открыли торговлю сыром при такой обстановке, которая скоро обратила на себя внимание многих свидетелей как не соответствовавшая свойствам, образу жизни и внешности обыкновенной торговли и обыкновенных торговцев. Торговля производилась неумело и как бы лишь для виду, Кобозев казался человеком, стоящим гораздо выше своего состояния, жена его обнаруживала привычки, несвойственные жене простого торговца, кроме того, часто не ночевала дома. Вследствие павшего поэтому на лавку Кобозевых подозрения в лавке их 28 февраля 1881 г[ода] по распоряжению градоначальника, местной полицией при участии техника генерал-майора Мровинского произведен был осмотр под видом технических и санитарных целей. Осмотр этот не дал никаких результатов, причем, однако же, по удостоверениям свидетелей: Мровинского, пристава 1-го участ[ка] Спасской части Теглева и дворника Никифора Самойлова – Кобозев казался смущенным и испуганным. После осмотра 1 и 2 марта Кобозевы поочередно уходили из дома, а 3 марта Кобозев ушел утром, жена же его вечером, после чего они более не возвращались.
Изложенное удостоверяется, кроме показаний Мровинского, Теглева и Самойлова, еще показаниями посещавших лавку Кобозевых: управляющего домом графа Менгдена Георгия Петерсона, дворников Никифора Ульянова и Павла Андреева, околоточного надзирателя Исайи Дмитриева, старшего помощника пристава Лерепланда, с. – петербургского 2-й гильдии купца Федора Новикова, содержателя живописно-лакировальной мастерской Ивана Шмидта.
Паспорт, по которому проживали Кобозевы, оказался подложным, а настоящий Евдоким Андреев Кобозев – безвыездно проживающим в гор[оде] Воронеже.
Дальнейшим расследованием было обнаружено, что до переезда своего в лавку на Малой Садовой Кобозевы с 28 ноября 1880 года проживали в доме № 75, на углу Невского проспекта и Новой улицы, в меблированных комнатах Афанасьева, где дочь хозяина, Екатерина Афанасьева, видела у них на столе сторублевые кредитные билеты, которые они, уходя, оставляли неприбранными.
По показаниям дворников Никифора Самойлова и Никифора Ульянова, в лавку Кобозевых ходили люди, казавшиеся подозрительными. Так, свидетель Самойлов заметил, что двое из этих людей, прошедших мимо него 27 февраля, закрывали свои лица воротниками. Узнав от Самойлова о приходе к Кобозевым одного из этих людей, молодого человека, околоточный надзиратель Исайя Дмитриев проследил его от лавки Кобозевых до угла Невского и Малой Садовой, где означенный человек нанял извозчика, так называемого «лихача», на Вознесенском проспекте за 1 рубль. По словам этого извозчика, крестьянина Федора Гордина, неизвестный дорогой изменил цель своей поездки и приказал ехать в Измайловский полк, где на углу 1-й Роты и Тарасова переулка, остановив извозчика посредине улицы, сошел, бросил ему 3 р[убля] 20 к[опеек], повернул в переулок сзади саней и скрылся.
По предъявлении всех четырех обвиняемых по настоящему делу дворникам Никифору Самойлову и Никифору Ульянову, они признали в Андрее Желябове: первый – положительно, а второй – по сходству – одного из людей, приходивших к Кобозевым 27 февраля.
По предъявлении обвиняемого Тимофея Михайлова околоточному надзирателю Исайе Дмитриеву и извозчику Федору Гордину, они признали в нем большое сходство с тем вышеупомянутым человеком, который 27 февраля, выйдя из лавки Кобозевых, нанял Гордина на Вознесенском проспекте, а затем сошел в Измайловском полку.
При производстве упомянутого выше обыска в квартире Желябова и начатого еще утром 1 марта осмотра всего, при этом обыске найденного, между предметами, находящимися у Желябова, оказались четыре куска сыру, из которых два круга русского зеленого сыра с клеймом «С. А. С», один круг русского голландского сыра и один – русского честера. По сличении через экспертов этих сыров с найденными в лавке Кобозева, они оказались тождественными между собой, причем в лавке были и сыры с клеймами «С. А. С.».